Юрка глянул на обомлевшего Емцова – понимает ли он хоть что-то. Митька сглотнул. Ничего он не понимал!
– Вот и письмо это – с тем же эффектом, – торжественно сообщил ему Пулейкин, в душе гордясь своей догадливостью. – Не перепишешь – и на тебя несчастья посыпятся. Бабка твоя уже болеет! Чуешь, что будет дальше?
– Что будет дальше?
– Землетрясение, цунами и конец света. – Юрка попытался все это живописно изобразить. – Тоже мне колдуньи! Поналетели на нашу голову! – Он сунул приятелю записку. – Читай. Десять экземпляров надо написать. Не ошибись!
Емцов пробежал глазами по строчкам и медленно смял письмо в кулаке.
– Так это все из-за девчонок? – спросил он сурово.
– Из-за того, что земля круглая! Спрятаться тут негде. Не рви его! Тебе его еще переписывать.
– А чего от нее мать хочет?
– Чего хотят все матери? Чтобы она училась хорошо и спичками не баловалась. А та ее не слушает!
– Я все равно не пойму – при чем здесь мы? Мы-то что плохого сделали?
– Мы, наверное, тоже своих родителей не слушались, – предположил Пулейкин. – Твои что от тебя всегда требуют?
– Чтобы я рано спать ложился. Суп ел.
– Съел? – хмыкнул Юрка. – Ты давай ручку ищи с бумагой, нас скоро позвать могут.
– Куда позвать?
– По делу.
Пулейкин отобрал у приятеля тетрадку, вырвал два центральных листочка. Шорохи, звуки и даже, как ему казалось, запахи – все это кружилось вокруг него, наполнившись некими значениями, символами. Митька притих.
– Времени мало, – заторопился Пулейкин. – Мамашка Анькина так сказала: если мы ей не поможем, у всех наших родственников начнутся крупные неприятности. И Девочка об этом позаботится. Мою мать чуть машина не сбила, а вчера ее с работы уволили. У тебя бабка заболела. Муранов пока молчит, но и у него неприятности на подходе.
– Может, на компьютере набьем? – Митька с сомнением смотрел на письмо. Так много он давно уже не писал.
– Быстрее – от руки. Пока ты будешь с клавишами разбираться, мы время потеряем.
Писал Митька тоже не очень споро. От волнения его пальцы задеревенели, перестали слушаться. Каждая буква норовила соскочить со строчки и убежать.
– Ты пишешь письма и рассылаешь их, – Пулейкин расхаживал за спиной приятеля, для выразительности размахивая руками. – Бабка твоя выздоравливает. Одно письма мы подсунем Девочке, чтобы у нее тоже неприятности начались. Пускай отвлечется. Потом идем к Вербицкой, заставляем ее провести обратный ритуал. Освобождаемся от Девочки, потом помогаем Леоновой решить проблему с матерью. И – все!
– Что – все?
– Совсем – все. Как раньше! Все будет как раньше.
– А чтобы еще лучше – можно?
– Можно.
И тут зазвенел телефон. От неожиданности Емцов, впечатленный всем сказанным, уронил ручку. И, словно аккомпанируя его аппарату, запиликал Юркин сотовый – пришло сообщение.
Какая Леонова заботливая! «Не лезьте в это дело!» Коротко и ясно. То лезьте, то не лезьте!
– Это Муранов. – Митька появился из коридора с трубкой в руке. – Он говорит, что его пришли убивать.
– Дописываем письмо и бежим!
Они поделились – Емцов продолжил писанину начала письма, Пулейкин взял на себя его концовку. У Митьки помарок и зачеркиваний оказалось больше.
– Зачем мы только все это пишем! – орал Митька, в сердцах продырявливая уже порядком измятую бумагу острым кончиком стержня.
– Это у Вербицкой шутки такие, с проклятиями. Мы его сейчас этой Девочке передадим.
Последнее слово письма у Митьки вышло вялым зигзагом, потому что Юрка вырвал бумагу из-под его ручки.
– Остальные девять экземпляров на твоей совести. Не напишешь – тебя кошмары замучают!
– Митенька! Митя! – позвала внука бабушка, но Емцов проявил стойкость характера, быстро оделся и выскочил за дверь. Следом за Пулейкиным.
– Если мы все сделаем правильно, тогда твоя бабка выздоровеет, а моя мать опять найдет работу. Сорок восемь часов еще не прошло! – орал Юрка. Слова его относил в сторону ветер.
Они мчались по улице. Муранов жил дальше всех от школы, в сером трехэтажном доме, в квартире с высоченными потолками. Из родичей у него наличествовала только мама. Но столкнуться с ней ребятам не довелось. Они не успели войти в квартиру.
– Ребята! – раздался жалобный вопль, и они увидели Влада, балансировавшего на подоконнике второго этажа. Он норовил вот-вот свалиться на асфальтированную площадку под окнами. – Она сейчас дверь сломает!
– Ты бы с ней ласково поговорил… – крикнул Юрка.
– Издеваешься?
– Почти! – Пулейкин скомкал «письмо счастья» и забросил его в распахнутое окно. – Сунь это кикиморе в карман. Пусть порадуется! И в глаза ей не смотри. Думай о хорошем.
Не успел он договорить, а скомканный листок долететь до цели, как в окне появилось бледное лицо Черной Девочки. Комок бумаги попал ей прямо в лоб.
– Это тебе! – искренне улыбнулся Юрка.
Девочка начала медленно растягивать губы в ответной улыбке.
Влад свалился с подоконника в комнату. Судя по грохоту, он ухитрился всеми своими костями пересчитать ребра батареи. Девочка тоже исчезла, послышалась какая-то возня. И все затихло.
– А у нее есть карман? – упавшим голосом спросил Митька.
– Можно и за шиворот засунуть.
– Он положил, а она ему руку откусила!
За окном раздалось шебуршание. Пулейкин с Емцовым попятились.
– Честное слово, честное слово, честное слово… – быстро зашептал Митька.
– Ты чего? – Юрка боролся с диким желанием спрятаться за спину приятеля.
– Буду слушаться родителей и делать уроки! Только бы все обошлось!
Над подоконником показалась черноволосая голова Влада.
– Она исчезла, – хрипло произнес он.
– Сработало! – прошептал Митька. – Сработало! – заорал он как ненормальный и запрыгал вокруг Пулейкина в бешеном танце племени маори.
Юрка мрачно покачал головой:
– Ничего не сработало. Все только начинается. – Он задрал голову. – Ты спуститься можешь?
– Если мама разрешит, – неуверенно сказал Влад.
– Мама – это святое, – пробормотал Юрка, чувствуя, что в ближайшее время с их мамами будет еще много проблем.
Муранов снова исчез.
– Надо к взрослым идти, все им рассказывать, – проявил предательское настроение Митька. – Как это можно – ни за что ни про что пожилого человека убивать?! Нормальным людям ноги ломать?!
– Значит, можно. «За что» – это всегда найдется.