Что они ни делают, не идут дела,
Видно, в понедельник их мама родила.
Видно, в понедельник их мама родила,
Что они ни делают, не идут дела!
Странно, но это привычное любому рожденному в СССР человеку четверостишье подняло мне настроение.
– Ты в курсе?
– Да, в курсе.
– И что происходит…
Алекс вытряхнул сигарету из пачки, закурил.
– А происходит то, Валер, что они облажались. По всем статьям.
– Точнее.
Алекс нервно щелкал колесиком зажигалки, она не поддавалась.
– Зажигалка есть?
Я дал свою. Алекс прикурил, затянулся дымом.
– Короче, Осип садился в Сочах по дороге из Китая. Там был разговор кое с кем. На пальцах разговор. В конце концов ему сказали, что, если он не наведет порядок и будет дальше вихляться, его уберет его личная охрана. И если он ее сменит, там все равно будут наши люди. И уберут его, стоит только рыпнуться.
Я не поверил своим ушам.
– Они что, о…
– Можно и так сказать. Как бы то ни было, сейчас в СБУ создана отдельная группа. Работа по нам.
– Кто возглавляет?
– Дмитренко.
Та еще тварь. Один из крыши «Укрспецэкспорта».
– Это от имени Папы сказали? – все еще не мог поверить я.
– Папы, не Папы… – раздраженно сказал Алекс. – Какая сейчас уже разница. Ты прекрасно знаешь, кто такой Осип. Он не решится. И не решит.
Да. Знаю. Удивительно, но этот человек, дважды поднимавшийся из небытия, ставший президентом страны в острой конкурентной борьбе, очень трудно и мучительно принимал решения. Особенно тяжелые. Давить на него бессмысленно, от решения он уйдет, если на него давить.
– Кто конкретно это сказал?
– Да какая разница?
– Большая!
Алекс сказал. Я кивнул, запомнил, мол.
– Что дальше?
– Дальше… а хрен его знает, что дальше. У меня такое ощущение, что наверху разворачивают на сто восемьдесят. Отработают Осипа, затем выпустят из тюрьмы Бабу и поставят ее наверх. Конечно, это не революция гидности, но пипл схавает…
– Газпром…
Алекс только невесело улыбнулся.
Газпром, твою мать! Газпромовская группировка. Ее вес на Старой площади был просто огромен, многие решения исходили из пользы для «нашего всего». Украина в видении Газпрома и его группировки – это труба. И больше ничего.
У Бабы плотные контакты с Газпромом еще с середины девяностых. Они не прерывались никогда и подпитывались с обеих сторон. Конечно, ни одна из сторон не доверяла друг другу, и все преследовали только собственную выгоду, но где сейчас иначе. Важно то, что уже после Оранжа Баба стала «нашим человеком в Гаване», если так можно было выразиться. Она была вхожа – с оранжевым президентом в Кремле общаться не хотели по принципиальным соображениям, а она была вхожа. Решала вопросы. И в 2009 году мы тайно поддерживали именно ее, а не Осипа. В Осипа просто никто не верил. Но он выиграл – и две страны оказались в очень неудобной и неприятной ситуации. Теперь уже мы были не вхожи.
В общем, из кабинета на Старой площади это может казаться разумным. Освободить из тюрьмы народную принцессу, народную заступницу, страдалицу и триумфально привести ее на Майдан. А тут и до президентского кресла недалеко. С днепропетровским кланом договариваться всегда получалось. Но это так кажется из Москвы, здесь все совсем по-другому. Во-первых – за время отсидки Баба стала внесистемным политиком. Ее партию растащили на куски ее бывшие соратнички и теперь сами лезут во власть. Второе – против нее все олигархи, она очень многих против себя настроила. Третье – американцы, у них уже есть свои кандидатуры, и они явно намерены протаскивать их. Четвертое – народ. То, что никогда не принимают в расчет. Можно, конечно, думать, что пиар и из дерьма конфетку сделает, но это не так. И чтобы понять, насколько это не так, надо было жить в Украине последние десять лет. Баба в числе тех, кто слил Оранжевую революцию. И все публичные фигуры, которые участвовали в этом сливе, они теперь как прокаженные. Народ им не простит.
Мы восприняли слив Оранжевой революции, причем смачный такой слив в унитаз, как свою победу, а украинцы – как свое поражение. Рано или поздно это нам еще аукнется, чувствую…
– А нам что делать?
– Нам… – Алекс смял сигарету пальцами и положил в карман, – а ничего. Сидеть на попе тихо и не высовываться.
– Тебе легко говорить. Это не у тебя СБУ по дому шарило.
Алекс остановился и посмотрел куда-то вдаль, в серый, косматый туман.
– Что-то мне думается, недолго всему этому осталось…
Алекс помолчал и вдруг сказал:
– Валер. Тебе не кажется, что п…ц надвигается?
– Ты это только что заметил?
– Нет, я серьезно. Мы ведь понимаем, чего они хотят. И понимаем, что мы им это не дадим. Мытьем, катаньем, но не дадим. Так?
– Ну и?
– А почему? Ты понимаешь, что страна в тупике? Впереди – ту-пик. И мы ее завели в тупик. За двадцать три года это будет вторая страна, которую мы потеряем. Так чего же мы творим? С собственными детьми воюем?
– Запрещенный прием.
– Не, Валер, не запрещенный. Отнюдь. Надо решать. Ну, поставят они Бабу, будут опять воровать. Сколько? Четыре года? Восемь? А потом что? Еще с кем-то споются?
– Это ты к чему?
– А к тому, что если ты сидишь и играешь в шахматы с мошенником и с доски пропадают фигуры, то у тебя возникает сильное желание больше не играть в шахматы. А схватить доску и трахнуть ею противника по голове. Я на Майдане был. Знаешь, сколько там ненависти? У кого-то – горячей. А у кого-то – уже холодной, выстраданной, уложившейся…
…
– Ненависти к нам, Валер, – сказал Алекс.
Я ничего не сказал, потому что не знал, что сказать.
– Ко мне вопросов нет, – сказал Алекс, – поэтому я пока тут. На трубе. Если что – звони, не пропадай.
– По рукам.
– Если на нелегалку перейду, как связаться знаешь…
– Не пропадай.
– Ты тоже…
Нелегальное положение.
Витебск, Беларусь – Киев, Украина.
18–20 февраля 2014 года
Кровавая развязка трехмесячного противостояния на Майдане стала полной неожиданностью для всех…
Еще вчера ничего не предвещало беды. У меня оставались контакты в Киеве, и я знал – шли тайные переговоры. Основной целью оппозиции было вернуть конституцию две тысячи четвертого года и провести на пост премьера своего человека. Всё. В этом случае они готовы были дождаться президентских выборов и, возможно, даже не мешать Осипу переизбираться на второй срок. Это им было выгодно. Почему? Потому что, в отличие от президента, премьер не избирается прямым народным голосованием, а выдвигается президентом и утверждается Радой. Это дает возможность протащить на пост самую одиозную фигуру, которая никогда не пройдет президентские выборы. А конституция 2004 года дает премьеру огромные полномочия, больше, чем президентские. И президент, как всенародно избранный, остается под огнем критики…