Крестовый перевал | Страница: 45

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Юрка, ты?

— Наконец-то признал.

Какая прелесть. Сюрприз за сюрпризом. Правда, на этот раз сюрприз приятный.

— Интересно девки пляшут… — Чешу волосатую грудь и невольно перебираю аналогии чудесного воскрешения. Да, на войне такое происходит. Правда, очень редко.

На всякий случай уточняю:

— Ты, случаем, не с того света звонишь?

Юрка напряженно молчит — видно, тоже по какой-то причине плохо соображает. Приходится объяснять.

— Мы тебя, между прочим, схоронили.

— Как это?!

— Очень просто. Без воинских почестей и салюта, но с соблюдением христианских традиций. Поминать вот намедни собирались.

— Паш, у вас там у всех глюки или через одного? — с обидой спрашивает молодой балбес. — Ирку щас набрал — у нее истерика. Тоже не верит, что это я, и сбрасывает звонки. Дура!.. Ты про какие-то похороны мозг сношаешь…

Вкратце передаю суть новостных сюжетов, увиденных по телеку и дословно переданных мне Ириной.

— Да, — соглашается Ткач, — сгоревший «Форд» я тоже лицезрел на экране. И трупы друзей видел. А вот до конца сюжет не досмотрел — нервы не выдержали.

— Деньги на балансе твоего телефона есть? Говорить можешь?

— И деньги есть. И говорить могу.

— Тогда рассказывай по порядку о своих похождениях.

Он нехотя и сбивчиво повествует о разработанной им операции по ограблению крутой московской нефтяной компании. О тщательной подготовке в Саратове, о гладком исполнении в головном офисе. И о полном провале на улицах Москвы. При этом впервые снисходит до извинений за свои проделки и просит побеспокоиться о тете Даше.

Ну, надо же — что я слышу!

Охренев от избытка негативной информации, выдаю ядреную матерную фразу и спрашиваю о дальнейших планах. Тот мнется, мямлит какую-то чухню. Похоже, прилично расстроен и хочет свернуть разговор.

— Послушай. Послушай, черт тебя подери! — кричу в трубку. — У каждого в жизни есть черные полосы, но только от тебя, идиот, зависит их ширина! Понимаешь? От тебя одного!

— Ладно, Паш, не кричи. И без тебя блевать охота… Кстати, я встретил Волкова.

— Что? — не разобрал я последней фразы.

— Я познакомился здесь с Волковым. С тем… С вашим сослуживцем, который один уцелел под лавиной…

Еще одна некислая новость из разряда сенсаций. Я уж, грешным делом, считал его покойником. Думал: либо спился, либо со своим вспыльчивым характером загнулся в тюряге. Значит, остепенился, поумнел.

Новость на самом деле радует, и я невольно смягчаю тон:

— Как же вас угораздило познакомиться?

— Он был в числе омоновцев, присланных искать меня в театре. В общем, узнал по фейсу и спас.

— Хм. Вот хомяк узкоглазый! Значит, он служит в московском ОМОНе?

— Давно уже служит. А почему ты его называешь узкоглазым? Вполне себе русская морда…

— Ну да, русская. Только по документам он не совсем русский.

— Слушай, Паш… Может, это к лучшему, что меня посчитали погибшим?

— Ни хрена себе! А ты о тетке подумал? Ее, между прочим, после известия о твоей кончине увезла «Скорая помощь».

— Куда увезла?

— В реанимацию. Стало плохо с сердцем. Сегодня вот собираюсь проведать.

— Черт… — виновато вздыхает молодой повеса. И все-таки настаивает: — Паша, не говори, пожалуйста, никому о моем звонке. Ладно?

— Постараюсь. Как же ты планируешь поступить дальше? Вообще, как жить собираешься?

Юрка берет паузу, несколько секунд сопит в трубку. Потом выпаливает:

— Поеду на Кавказ.

— Зачем?

— Хочу побывать на том месте, где Андрюха пропал. Да и деваться мне пока некуда. Пусть все уляжется, устаканится. А там посмотрим…

— Подожди-подожди. Что-то я не пойму, — нащупываю ладонью пачку сигарет. — Во-первых, это опасно — относительный порядок на Северном Кавказе навели только в городах. А во-вторых, как ты найдешь то место, где пропал Андрей?

— Со мной согласился поехать Толя Волков. У него как раз выпадает отпуск. Он и покажет.

Это меняет дело. Толик — бывалый спец, в горах его голыми руками не возьмешь. К тому же он — единственный человек, точно знающий, где находился Андрюха во время схода той проклятой лавины.

Открываю настежь окно, щелкаю зажигалкой, выпускаю облако дыма. Что-то я стал много курить. Ладно, не будем отвлекаться.

В пользу Юркиной затеи говорят несколько фактов: поездка на Кавказ не сулит ему легкой жизни, и она вряд ли связана с криминалом. Более того, побывать на месте гибели старшего брата будет крайне полезной терапией для молодого взбалмошного эгоиста. Морально-психологической терапией. Быть может, хоть это заставит его взглянуть на жизнь по-другому.

— Поезжай, — говорю ему спокойным уравновешенным тоном. — Я никому не скажу о твоем звонке. Но при одном условии: ты должен держать меня в курсе событий. Сам понимаешь — все-таки не экскурсия. И не турпоход.

— Хорошо, Паша. Договорились. И… у меня к тебе просьба.

— Валяй.

— Не звони мне на этот номер, ладно? Я при случае сам тебе позвоню…


* * *


Мама в курсе пропажи младшего Ткача. Она, безусловно, переживает и каждый раз расспрашивает о новостях на данную тему. За завтраком я рассказываю о несчастье с Дарьей Семеновной, благоразумно умалчивая обо всем остальном: о ночной стрельбе, о ранении Серафимы, о Юркином звонке. Затем поспешно собираюсь, прихватывая вещи двух лежащих по разным больницам женщин. Мама кладет свежие фрукты и аккуратно свернутый белый халат.

Выхожу на улицу. Под утро тучи растаяли, ветер стих, выглянуло бледное солнце. От лившего целые сутки дождя остались огромные лужи и пропитанный влагой воздух…

Завернув за угол, достаю телефон и набираю номер диспетчера «Скорой помощи». Прикинувшись взволнованным женихом, расспрашиваю о молодой женщине, пострадавшей прошлой ночью на пересечении Шелковичной и Астраханской.

— Доставлена в 1-ю Советскую больницу, — сочувственно отвечает девушка. — Зайдите в приемное отделение — там вам все про нее расскажут. Если состояние позволяет — разрешат навестить…

Спасибо, милая. Дай бог тебе непьющего мужа и детей-отличников.

Решаю начать с кардиологии 2-й Советской больницы — это всего в двух шагах от нашего дома на Белоглинской. Иду по тропинке через двор, дабы срезать путь и побыстрее увидеть Дарью Семеновну. Однако вскоре ловлю себя на странной мысли: чаще думаю не о Дарье Семеновне и даже не о Серафиме, а о Юркиной поездке на Кавказ. Хоть у меня и не возникло возражений против рисковой затеи, но почему-то сейчас она мне нравится все меньше и меньше…