– Ах, капитан… – вздохнула баронесса, а ван Гульц отбросил покрывало, сгреб со стула мундир, подхватил сапоги и меч, и поспешил из комнаты.
Не каждый день его требовали в ставку его светлости.
Когда в коридорах затих звон шпор, баронесса выбралась из под пуховой перины в прозрачном пеньюаре, подошла к окну и зевнула, прикрыв ладошкой красивый ротик. Потом приблизилась к столу и взяв колокольчик позвонила.
В ответ не раздалось не звука, ведь была ночь.
Баронесса позвонила настойчивее и только тогда послышались торопливые шаги служанки.
– Вы звали, госпожа? – спросила она, заправляя под чепчик выбившиеся пряди.
– Да, Мария, звала. Как рассветет, пусть Фриц поедет в охотничий домик.
– Слушаюсь, госпожа, – кивнула служанка.
– Пусть скажет господину барону, что господин капитан уехал и он может возвращаться.
– Непременно, госпожа. Непременно, – поклонилась служанка и вышла вон.
А капитан, покинув баронский дом, пустился в долгую изматывающую скачку по пыльным дорогам, со сменами лошадей в курьерских конюшнях.
Зачем его вызвал глава департамента, ван Гульц не спрашивал, да ему и не сказали бы. Курьерам сообщалась самая малость – доставить срочно и точка. И это в лучшем случае. Бывало, что приказывали доставить живым или мертвым.
Привставая в стременах и, то и дело, придерживая шляпу, которую норовил сорвать встречный ветер, капитан невольно вспоминал все дела за последние полгода.
Захваты, бои, пара дуэлей, правда инкогнито. Вербовка, перевозка секретных донесений. Амурные шашни в пределах разумного, хотя пару раз он забирался в будуары, слишком уж заметных особ и это уже было на грани. Но – обошлось. Или не обошлось?
Ах, эти женщины, они всегда обещали молчать, а потом где-то да и разбалтывали о новым любовнике.
Правда и он им врал, обещая ежедневно помнить, никогда не забывать, всегда навещать, ну и прочую ерунду.
Так обошлось или не обошлось?
Капитан так и терзался этим, пока, после многочасовой гонки, не сошел нетвердыми ногами на качающуюся землю и ухватился за стенку дощатого сарая, постепенно приходя в себя.
– Воды дайте, – попросил он и кто-то из здешнего персонала подал ему кувшин.
Капитан осушил его почти до дна, остатки выли в пригоршню и поплескал на лицо. Потом вытерся кружевным платком и удивленно отпрянул из-за резкого стрельнувшего аромата.
Это был платок Жозефины, она подсунула кружевную вещицу, стащив его собственный – тут даже были ее инициалы.
Капитан захотел тотчас выбросить этот платок, но при людях делать это было неприлично. Он сунул его в карман штанов и спросил:
– Куда идти?
– Следуйте за мной, господин капитан, – сказал тот, что подал ему воду и направился к узкой дверце в стене сарая.
За первой дверью была еще одна, потом другая – с ловушкой. За ней коридор безопасности, с охраной и, наконец, комната одной из многочисленных тайных ставок.
37
Когда ван Гульц вошел в зал, то увидел всё ту же картину, которую видел много раз. Какие-то писари, чернила, карты, сваленные в углу доспехи. И несколько офицеров для связи, неспешно передвигавшие в углу шахматы, или дремлющие опершись на рукоять меча.
Граф Абердин и полковник Френе, сидели возле печи, заменявшей здесь камин. Они курили свои знаменитые трубки и водили короткими указками по расстеленной на столе карте, о чем-то вполголоса беседуя.
Краем глаза, ван Гульц заметил лейтенанта Фернстопа, с которым работал еще в Лиссабоне. Друг друга они не переносили. Фернстоп происходил из дворянского рода, сохранившего и приумножившего свои богатства, поэтому лейтенант всегда претендовал на особое к себе отношение.
Некоторые связи и, в большей мере, щедрые подношения его отца позволили Фернстопу попасть в тайную канцелярию, хотя, обычно, для этого требовалась особая протекция и выслуга в королевской армии или на флоте.
У ван Гульца все это имелось, правда подкачало происхождение, да и богатых родителей у него не было. Спуску лейтенанту Фернстопу он не давал, оттого между ними часто случались ссоры.
В другой раз встречая лейтенанта Фернстопа в том или ином месте, капитан ему даже кивал и тот кивал в ответ. Но нахождение лейтенанта здесь уже не казалось капитану случайным, особенно учитывая те срочные обстоятельства при которых он был сюда доставлен.
– А, вот и наш славный ван Гульц! – произнес граф, как будто только что заметил капитана.
Тот сделал два шага вперед и щелкнул каблуками.
– Прибыл по срочному вызову вашего сиятельства.
– Надеюсь, мы не оторвали вас от важного дела, капитан? – спросил полковник Френе, выходя вперед.
– Нет, господин полковник. Я спал.
– Мы вызвали вас сюда потому, что в приграничных областях королевства появилась очень опасная банда, которая уничтожает подданных его величества, а также его специальных служащих, – сказал полковник.
Капитан посмотрел на графа Абердина, ожидая какой-то подсказки, но тот, казалось, был поглощен созерцанием струйки дыма расходившейся от его трубки.
– Говорите, капитан. Вы, я вижу, хотите спросить о чем-то, – разрешил наконец граф.
– Ваше сиятельство, не хочу показаться нетерпеливым, но у меня есть собственные дела, я сейчас веду наблюдение за…
– Мы знаем о ваших собственных делах, мы ведь получаем ваши отчеты капитан, – кивнул граф.
– Ну, а в каком же качестве я могу тут пригодиться? – пожал плечами ван Гульц.
– Вам известен вор по имени Мартин с прозвищем Счастливчик? – спросил полковник.
– Да, господин полковник, что-то около трех лет назад я встречался с ним в Лиссабоне. Тогда случилась облава, в которую он попал. Выяснив, что за ним нет никаких проступков, я его отпустил.
– И для этого вы избили лейтенанта Фернстопа?
– Я просто не успел предупредить лейтенанта о плане, который возник у меня вдруг.
– Ну и что же это была за план?
– Я хотел получить агента, господин полковник. А чтобы он понял, что я пожертвовал для него многим, пришлось ударить офицера. И впоследствии я перед лейтенантом Фернстопом извинился – он может это подтвердить.
Граф с Френе переглянулись.
– Скажите, дорогой ван Гульц, чего же ценного было в каком-то воре, что для него можно было дать по голове офицеру тайной канцелярии? – спросил граф, внимательно глядя на капитана.
– Ваше сиятельство, это был необычный вор. Он отсидел двадцать лет в остроге Угол – в тюрьме королевского наместника. И остался жив. Уже одно это делало его удивительным.
– И как он был использован?