Часа через два Криклый растолкал Лопату.
– Чего ты? – недовольно спросил тот и смахнул прилипшую к щеке хвою.
– Давай, топай на дорогу.
– А чего случилось? – спросил Лопата, неохотно поднимаясь.
– Ничего, пока, не случилось, но твой строгий офицер вернулся час назад или около того. У них там тихо, дымок видно. Должно жрать готовят.
– И отсыпаются, – сказал Лопата и потянулся. – Ладно, вались, а я поглядывать буду.
Часа полтора Лопата дежурил, позевывая и отмахивал от прогревшихся на солнце мошек.
В лагере неспешно ходили солдаты, видимо собираясь уже обедать. Лопата даже носом потянул, словно рассчитывая что-то почувствовать. Он бы с удовольствием похлебал горяченького, поскольку от сухарей и соленой колбасы уже болели десны.
Вдруг, Лопата заметил одинокого всадника, который, как и предполагал Криклый, двигался в сторону города, но кто это был?
Лопата посидел еще, наблюдая из под руки и, наконец, разобрался, что это его знакомый – строгий-добрый офицер. Похоже, он тут был самым главным, поскольку, едва приехав, снова был верхом и ехал по делам.
– Поганая у вас, королевских слуг, работа, – сказал Лопата и подобравшись к Криклому, толкнул в бок, испытывая удовлетворение от того, что, тем самым, отомстил братку.
– Чего там? – не открывая глаза спросил подельник.
– Строгий правит в город.
– О, я ж говорил…
Усилием воли, Криклый заставил себя сесть и отлепил от лица прошлогоднюю хвою, оставившую на щеке характерный рисунок.
– Где он?
– А вона… – кивнул Лопата, и Криклый стал щуриться – навести резкость сразу не получалось.
– Понятно. Ты это… Пожрать у тебя чего-нибудь есть?
– Колбаса… Соленая только…
– Ладно, давай так, а то за сухарями к конягам топать надо.
– Ты их конягами называешь? – усмехнулся Лопата, продолжая следить за всадником.
– Давай колбасу.
Лопата протянул полукруг, твердой, как камень, бараньей колбасы.
– Теперь я его хорошо вижу, – сказал Криклый, принявшись грызть колбасный круг. – Давай, поднимай этих – общая побудка.
Лопата с удовольствием растолкал Коржика и Записного.
– Хорош спать, готовьте пики!
– Ой! – вскрикнул Записной и в испуге поджал ноги, даже не открывая глаз.
– А мне отлить надо, – сообщил Коржик, щурясь на солнце.
– Давай отливай, только на четвереньках отползай, а сто Строгий заметит, – сказал Лопата.
– А это кто?
– Погоняло офицера.
– Понятно, – ответил Коржик уползая по колючей подстилке.
Тем временем, офицер уже подъезжал к узкому горлышку между теснинами и в этот момент, вдруг заржал какой-то из мулов.
То ли он почуял чужого жеребца, то ли ему чего-то привиделось, но заорал он так пронзительно, что офицер тотчас придержал коня и тот закрутился на месте.
– Вот сволочь, – прошипел Криклый, вжимаясь в землю. – Зарезать подлеца – на холодец пустить.
– Только бы не заметил, – прошептал Лопата. Однако обошлось, офицер вновь пришпорил коня и поехал дальше, как ни в чем не бывало.
Они еще какое-то время смотрели вслед всаднику, когда Лопата, посмотрев в другую сторону, сказал:
– Ну ты красавец, Криклый…
– Чего?
– Смотри, – Лопата указал на дорогу по которой, вне всякого сомнения, ехал их враг. Даже издалека была видна его высокая горделивая посадка, а также торчавшие из рукавов кружева.
– Да, похоже это он, – сказал Криклый. – Значит так, Лопата, мы с тобой устроим на дороге свалку, а Коржик метнет пику. Метнешь, Коржик?
– А чего ж не метнуть? – пожал тот плечами. – Из-за кустика поднимусь и метну.
– А я чего буду делать? – подал голос Записной. Ему не хотелось участвовать в этом нападении, однако его скромность потом могли бы припомнить.
– Будешь на стреме стоять – смотреть на дорогу, чтобы кавалерия не нагрянула, понял? – спросил Криклый.
– Так точно, – козырнул Записной радуясь, что ему досталась несложная работа.
– Ну все, разобрались. Пошли на дорогу.
Они бегом спустились с холма, прошлись по обочинам, выискивая лучшие позиции и Коржик занял место за небольшим кустом, приготовив две тяжелые пики. Он метал их лучше многих и именно за этот талант был уважаем в сообществе воров.
Всадник приближался и в момент, когда он миновал самое узкое место, Криклый с Лопатой сцепились посреди дороги и стали кататься в пыли, награждая друг друга тумаками.
Всадник придержал коня и брезгливо сморщился.
– Эй вы, оборванцы! Ну-как пошли прочь! Прочь, я сказал!..
На всякий случай всадник выхватил длинный меч и поднял его, показывая, что не шутит.
Драка прекратилась и Криклый, чтобы сбить жертву с толку, вдруг спросил:
– Ваше благородие, а это вы штандарт-лейтенант Винзель?
Винзель опешил. Откуда этот бродяга мог знать его имя? Он натянул поводья, останавливая лошадь и в этот момент, вышедшие из-за куста Коржик, метнул пику.
Винзель вскрикнул, закачался в седле и все трое разом бросились к жертве.
106
Тем временем, ван Гульц спокойно доехал до городка, где в местном околотке для него был оставлен пакет.
Городок был обычный, похожий на многие другие, так что капитан, при его беспокойной службе, начал их уже путать – то ли проезжал здесь, то ли нет. Рваный режим и прерывистый марш вымотали ван Гульца, хотя свою норму сна он привычно набирал, падая на часок-другой, пока не появлялось новое дело. А чтобы лучше спалось, ставил неподалеку сержанта Бруна, который, по мнению, капитана был самым понятливым.
– А зачем, господин капитан? – спросил сержант в первый раз, услышав подобный приказ.
Ван Гульц тогда вздохнул, ему не хотелось, чтобы кто-то еще в отряде погружался в эту мучительную паранойю.
– Я не всем доверяю, поэтому, когда я сплю, ты должен следить за тем, чтобы никто не приближался, даже чтобы муху отогнать. Понял?
– Так точно, понял.
Так Брун стал приглядывать за ван Гульцем, пока тот перехватывал очередной час, а сам отсыпался, когда капитан, по вызову очередного вестового, уносился с дюжиной кавалеристов к очередному месту, где видели злодеев или кого-то, кто был похож на банду пришлых.
«Хорошо бы напиться,» – подумал ван Гульц, проезжая мимо очередного трактира. Пусть бы даже это была плохая перегонка или даже кислое пиво.
В таком настроении, капитан добрался до околотка, спросив прежде дорогу у пары городских стражников.