– Зеркально. Та же история.
– Я ничего не понимаю. Если честно.
– Ну не хотел он сына своего отдавать, не хотел. Может для себя берег… На старость… Ты бы своему сыну в 16 лет ээээ….
– Нет, я бы его кастрировал. А что, у парня выбор был богатый?
– Да в том-то и дело. Нет.
– А чего тогда отцу надо было?
– Вот, он пришел к ней во двор. Встал под окнами на собачнике, ну на сетчатом этом загончике. Мне в деталях все рассказано было. Ну барышня наша, может и испугалась, но виду не подала, вышла к нему, тоже с собакой своей. И… – тут он громко заржал. – И с поводком. Ну идет она мимо этого загончика, а он, крутой-то наш, и говорит – К сыну моему не подходи. А она ему – «на вы, пожалуйста». А он ей – как хочу тебя, сучка, так и называю. Мальчишки мимо шли. Они видели как мадам наша, подскочила к ограждению, сдернула плетку, тьфу, поводок, – он опять засмеялся, – с шеи и как размахнется опять же утяжеленной пряжкой… Ну… И сколько успела. Правда, до крови. Он приходил. Показывал. Хотел на нее подать заявление. Да я ему сказал – дорогуша, ты думаешь, ей освидетельствовать нечего будет?
– Так она ж его хлестала!
– Но не долго. Он вырвал у нее плетку и так отделал, аж она осела от забора. И что ты думаешь? Азартная девка. Мои мальчишки рассказывали, аж закатывались. Она вошла к нему в этот собачник! К этому-то бандиту с ротвейлером! И в рукопашную с ним стала драться. Ну и тот тоже, как и сын, повалил ее одной левой, и ногами…
– И никто не вступился?
– Вступились бы, просто не ожидали. И потом, они быстро разошлись. Все так мгновенно получилось.
Он снова рассмеялся и стал одеваться у вешалки.
– А что вообще случилось-то?
– Да убили ее. Анну. На даче пристрелили. Ты бы не мог тут за Дарьей присмотреть? И дай-ка мне адрес героя твоего. Как считаешь, отец его мог убить?
– Да, запросто. Может не сам, так нанять кого. Он же не контролирует ярость. Взять и после сына самому пойти девку исколотить! Семейка какова? А? Извините за мой французский, ****ец. Скажи, куда звонить, если что. Попасу тут Дашу. Жалко Анну.
– А мальчишки чего? – Потапенко протянул ему визитку.
– Да эти малолетки, кто из зависти, кто от обиды, кто просто по природной злобе, ополчились на нее тут. Они все могли убить ее. Просто сговориться. Страшные дети. И такие милые с виду. Сразу не скажешь. Пойдем, покажу. И адрес тебе дам заодно.
– Откуда она вообще их знала?
– Да они с собаками вместе гуляли. На собачнике. Собаки у них у всех, понимаешь?
Они вышли из душного полутемного подвала. Долго идти не пришлось. Недалеко от входа стояла группка подростков. Потапенко подошел к ним.
– А здороваться вас что, не учили?
– Что тупишь? Ты откуда такой жопистый взялся? – сказал самый высокий, в косичках.
– Я твоя совесть.
Потапенко показал свое удостоверение.
– Кто из вас Антон Вышлядский?
– Ну, я, а что надо?
Высокий парень скривил презрительно губы, глядя на удостоверение. Волосы светлые, глаза голубые, нос крючком. Он действительно походил на американский муви-секс-шаблон героя-любовника.
– Анна Пастер убита. У вас, кажется, были с ней старые счеты?
– Какие счеты с лохушкой этой! Кто – я, и кто – она!
– Телефоны же брал.
– Да она сама давала, – он нервно дернулся.
– Не ври, Тош, ты ж ей сказал, что сломался твой телефон, – высокий парень сказал это тихо и неуверенно.
– Да ей можно было сколько угодно лапши на уши навесить!
– Возраст тоже свой врал, годик прибавлял, старухе шанс что ль давал? – беленькая девочка рядом счастливо рассмеялась.
Все дружно заржали. Казалось, эти подростки забыли, что стоят рядом со следователем, только что сообщившим о смерти знакомого им человека.
– Ты был у нее на даче?
– Что я, олигофрен? Она ж как надпись на мосту – шагни в небо.
– А сексуальные отношения у тебя с ней были?
– Да не было ничего, целовался только. – Антон нагнулся к беленькой девушке и что-то прошептал ей на ухо. Та рассмеялась.
– Что ж ты такой стеснительный и неполноценный? Трудное детство, на скользком подоконнике, деревянные игрушки, прибитые к полу…
– Пусть с нею бомжи трахаются. У меня девушка есть, – он опять нервно дернулся.
– А девушка твоя тебя в аренду что ль сдавала, за мобильники?
– 10 долларов-то, не лишние… – повторил фразу из рекламы высокий в косичках. Все снова засмеялись.
– Где ты был в эту пятницу вечером?
– Дома. Отец подтвердит.
– Твоему отцу самому подтверждение нужно. Может вдвоем к ней на дачу залезли? Поэтому и собака ее не среагировала. Она вас знала. И в дом пустила, и из дома выпустила. И корм вы ей насыпали, потому что собачек любите.
– Да врет она все. Она первая драться полезла. Я защищался.
– Идиот! Убита Анна. Выстрелом в упор. У вас дома есть оружие? У кого-нибудь из вас есть оружие дома?
– Ну, у отца. Охотничье ружье есть. Всегда было.
– Пойдем, дорогой, с отцом поговорим, и ружье мне отдашь на экспертизу, – следователь потянул Антона за рукав куртки.
– Дома его нет. Вечером только будет. Мать дома одна.
– Пойдем, ружье возьму.
Подъезд ВГИКа был действительно парадным. Во всяком случае – человека с ружьем туда не пускали. Удостоверение провернуло вертушку проходной и язык вахтера.
– Семен Валерьянович Шухер? Нет, это не прозвище. Это реальный декан режиссерского факультета. Второй этаж, 210 комната. А что ж вы ему не позвонили?
– Я думал, это кликуха такая.
Деканат режиссерского факультета представлял собой комнату, в которой был свален разнообразный хлам. Хлам этот удачно сочетался с хламом в коридоре, кучами реквизита, деталями мебели и фрагментами стенных перегородок. Тут стояли и бумажные камины, и газовые плиты, и немыслимые кровати, валялось пестрое тряпье и прочая рухлядь. В коридоре сидели полураздетые девицы, и странно одетые юноши.
Шухер оказался вполне обычным, в вельветовом блузоне и черной рубахе. Это был высокий, седой, неопределенного возраста мужчина. Он нервно ходил по комнате и при разговоре крутил ладонью, согнутой в локте руки. Сам он при этом немного подергивался.
– Я нашел ваш телефон в записной книжке Анны Пастер. Тут вот целый список имен и телефонов, вот посмотрите, видите? Обведены в рамочку. И сбоку написано – ВГИК.
Потапенко протянул седому книжку. Тот даже не посмотрел.