– Я хотела, чтобы мне стало лучше, – пробормотала я, меня прямо в жар бросило. – Ну. По-настоящему выздороветь.
– Ты выздоравливаешь. – Мама взяла мое лицо руками, как в детстве. – Милая, тебе с каждой неделей становится лучше. Ты изменилась. Ты должна это понимать.
– Но меня уже достал этот зигзагообразный график, – недовольно говорю я. – Это как две ступеньки вверх, одна вниз. Это очень мучительно. И так медленно. Как бесконечная игра в «Змеи и лестницы».
Мама лишь посмотрела на меня с таким видом, будто хотела рассмеяться – или заплакать, а потом сказала:
– Одри, такова жизнь. У нас у всех она зигзагом. У меня уж точно. То получше, то похуже. Это жизнь.
Потом Джо встретила профессора Баэра, и этот кусочек надо было посмотреть.
А потом умерла Бет. Так что, видимо, у сестер Марч линия тоже шла зигзагом.
Вечером я спустилась, чтобы налить себе горячего шоколада, и услышала папу.
– Энн, я заказал Фрэнку ноутбук. Вот. Я признался. Дело сделано.
Ого.
Я подкрадываюсь к открытой двери, заглядываю и вижу – мама чуть чашку не выронила.
– Ноутбук?
– Подержанный. По отличной цене, у Пола Тейлора были суперпредложения… – Увидев мамино лицо, он умолкает. – Энн, да. Я помню, что мы ему сказали. Помню. Но напряжение в доме стало слишком невыносимым. Фрэнк прав, ему нужен Интернет, чтобы делать уроки, к тому же он может залезть в мою почту, как мы убедились…
– Не могу поверить, что ты так вот запросто это сделал.
Мама качает головой, но не визжит, как я ожидала. Я бы даже сказала, что она почти спокойна.
И в этом есть что-то зловещее. Не уверена, что мне нравится, когда мама спокойна. Лучше, когда сходит с ума и кричит.
– Ну, так ли это ужасно, если он время от времени будет играть? – осмеливается спросить папа.
– Ох, Крис. Я уже и не знаю. – Мама трет лицо. – Я уже ничего не знаю. Ни о чем.
– Я тоже. – Он прижимает ее к себе и обнимает. – Но я все равно купил ему ноутбук.
– Ладно. – Мама словно оседает в его руках, и я вижу, как она устала. Фрэнк сказал, что никогда не видел ее такой, как когда я пропала. Что она стала вся серая. И глаза тусклые, словно батарейка села.
Я никогда себе не прощу, что поступила так с ними. Но зацикливаться на этом не буду. Мы обсудили эту тему с доктором Сарой и решили, что лучший способ, как я могу компенсировать нанесенный ущерб, – это чувствовать себя хорошо. Не бросать лекарства. Допускать только здоровые мысли.
– Помнишь то Рождество, когда они заболели? – говорит мама. – Когда ему было около трех, а ей – около двух? Помнишь? Рождественские носки были в какашках, да и все остальное тоже, и мы тогда говорили: «Ну, потом будет попроще».
– Помню.
– Мы отмывали все вокруг и утешали друг друга: «Вырастут, станет полегче». Помнишь?
– Да. – Папа с любовью смотрит на нее.
– Я бы предпочла снова какашки. – Она начинает смеяться, несколько истерично. – Чего бы я сейчас ни дала за те какашки.
– Да я просто мечтаю о какашках, – строго говорит папа, и мама смеется еще сильнее, а через некоторое время уже вытирает слезы с глаз.
А я тихонько отхожу. Шоколада выпью потом.
Теперь единственный недостающий в этом пазле элемент – Линус. Зато он очень большой.
Фрэнк только что показал мне запись, где мама на него наезжает, я смотрела и глазам не верила. Во-первых, в то, что мама его в чем-то обвиняла. Во-вторых, в то, что мои сообщения «только что дошли». В-третьих, в то, что он ко мне заходил.
Значит, Линус не решил меня бросить. И не ненавидит. И я не все испортила. Я почти во всем ошиблась. Пересматривая второй раз, я чувствовала себя совсем дурочкой, и уверена, что маме – еще хуже.
– Это не мой голос, – в ужасе твердила она, – я такого не говорила. Неужели говорила?
– Это точно твой голос, – ответил Фрэнк. – Хотя нет, вообще-то он у тебя еще хуже. Это камера просто тебе польстила.
Но Фрэнк преувеличивал. На самом деле у мамы не такой уж пронзительный голос.
– Мне надо извиниться перед Линусом, – со вздохом говорит она.
– И мне, – поспешно добавляю я.
– И мне, – мрачно говорит Фрэнк.
– Что? – Мы с мамой резко поворачиваемся к нему.
– Мы с ним поругались. Из-за «Завоевателей». Он говорил о соревнованиях, и я… наверное, я ему завидую.
Фрэнк похож на школьника-переростка. Руки у него в чернилах, вид несчастный, он сидит, уставившись себе в коленки. Он еще ничего не знает о ноутбуке, и я с удовольствием шепнула бы ему об этом, чтобы его поддержать, но мне надо бы прекратить выкидывать фокусы у родителей за спиной. На некоторое время.
– Ладно, – мама снова оживляется, – всем нам надо извиниться перед Линусом.
– Мам, это, конечно, хорошая мысль, – уныло говорю я, – но слишком поздно. Родители Линуса решили переехать. Он сейчас в аэропорту. Мы свой шанс упустили.
– Что? – Маму словно ошпарили.
– Мы успеем. – Папа поспешно смотрит на часы. – Какой аэропорт? Энн, на твоей машине.
– Какой рейс? – спрашивает мама. – Одри, какой рейс?
Что они у меня за люди? По-моему, они пересмотрели фильмов Ричарда Кертиса [14] , и у них мозги размякли.
– Да ни в каком он не аэропорту! – возмущаюсь я. – Я пошутила. Если бы они решили переехать, думаете, вы бы не узнали об этом раньше?
– А… – Мама стихает, сильно смутившись. – Ладно. Я просто на секунду поверила. Что будем делать?
– Пригласим его в «Старбакс», – отвечаю я, немного подумав. – Это должен быть «Старбакс». Фрэнк, напиши ему.
Выходит вообще-то довольно смешно. Линус приходит в «Старбакс», мы все, вся семья, сидим за одним большим столом и ждем его. Он очень забеспокоился, и мне на миг показалось, что он убежит, но, знаете ли, Линус не из тех, кто убегает. Секунд через пять он делает решительный шаг вперед, глядя на нас на всех по очереди, особенно на маму. А в последнюю очередь – на меня.
До него доходит секунд через тридцать.
– Очки!
– Да. – Я не сдерживаю улыбку.
– Когда…
– Не знаю. Они соскочили… и вот.
– Линус, – встревает мама, – мы хотим перед тобой извиниться. Фрэнк?
– Извини, что психанул, дружище, – говорит брат, покраснев.
– Ой. – Линус как будто смутился. – Гм… все нормально.