– А что, если ваша память меняет местами причину и следствие? – предположил я.
Холли озадаченно на меня посмотрела; потом задумчиво сделала несколько глотков вина, но вид у нее так и остался озадаченным.
– Возьмем кофейную чашку этой Ребекки как-ее-там. Обычно ваш мозг сперва видит, что чашка упала на пол, а потом сохраняет воспоминание об этом событии. Что, если некий, совершенно нейтральный, сдвиг вызывает в вашем мозгу обратное восприятие порядка этих действий? То есть воспоминание о разбившейся об пол чашке сохраняется первым, еще до того, как возникло воспоминание о чашке, стоявшей на краешке стола? Тогда вы будете абсолютно уверены в том, что «действие В» имело место раньше «действия А».
Холли смотрела на меня с таким выражением лица, словно я младенец, неспособный понять самые простые вещи.
– У вас не найдется монетки?
Я выудил монету в два фунта из той интернациональной груды мелочи, которая скопилась у меня в кошельке, и подал Холли. Она недолго подержала ее на левой ладони, затем средним пальцем правой руки коснулась какой-то точки у себя на лбу, и я тут же спросил:
– А это еще зачем?
– Сама не знаю, это просто помогает. В буддизме говорится о существовании третьего глаза в центре лба, но… помолчите-ка минутку. – Она закрыла глаза и наклонила голову набок – в точности как прислушивающаяся собака. На заднем плане слышались привычные звуки бара – негромкий разговор, звон кубиков льда в стаканах, Кейт Джаррет пела «My Wild Irish Rose». Все эти звуки становились громче, то тише.
Наконец Холли вернула мне монету и сказала:
– Переверните ее. Там должен быть «орел».
Я перевернул монету.
– Да, «орел». – Ну и что? Возможность пятьдесят на пятьдесят.
– Теперь снова будет «орел», – сказала Холли, сосредотачиваясь.
Я подбросил монету.
– Да, «орел». – Один к четырем.
– На этот раз будет «решка», – сказала Холли. Ее палец так и оставался прижатым ко лбу.
Я подбросил монету: выпала «решка».
– Три раза из трех возможных. Неплохо.
– Теперь снова будет «решка».
Я подбросил монету: выпала «решка».
– Теперь снова «орел», – сказала Холли.
Я подбросил: «орел».
– Как вы это делаете?
– Давайте рассмотрим последовательность «орел», «орел», «орел», «решка»… и снова «решка», – сказала Холли, – но… вставать на колени? Криспин, зачем вы встали на колени?
– Вы же видите, что я сижу, а вовсе не стою на коленях!
– Ладно, забудьте. Итак, три раза «орел», два раза «решка» – в таком порядке.
И я снова подбросил монету: «орел». И снова «орел». Как она это делает? Я потер монету о рубашку, точно поцарапанный диск, потом подбросил ее: «орел», как она и говорила!
– Здорово, – сказал я, но мне было не по себе.
Холли почему-то слегка рассердило мое замечание.
– Теперь два раза будет «решка».
Я подбросил монетку: «решка». Девять из девяти. На десятом подбрасывании я не сумел поймать монету, и она куда-то укатилась. Я стал ее искать и, когда наконец вытащил из-под стула, сразу увидел, что там снова «решка». И в эту самую секунду я понял, что сейчас действительно стою на коленях. У Холли был такой вид, словно кто-то сумел разгадать простейшую из имеющихся у нее загадок.
– Ну, это же очевидно. Просто монетка укатилась.
Когда я снова сел на место, то заговорил не сразу – я как-то не совсем доверял себе.
– Погрешность 1024 к 1 по десятибалльной шкале, если вас это интересует, – сказала Холли. – Мы можем увеличить ее до 4096 к 1, если сделаем еще два подбрасывания, хотите?
– Нет необходимости. – Голос мой звучал крайне напряженно. Я смотрел на Холли Сайкс: кто она такая? – А насчет этого стояния на коленях… Как вы…
– Возможно, ваш мозг тоже ошибочно принимает воспоминания за предсказания. – Холли Сайкс совсем не была похожа на волшебницу, у которой только что идеально получились сложные трюки; она скорее выглядела как усталая работница, которой надо подзаработать еще несколько фунтов. – Боже мой, зря я это затеяла. Вы так смотрите на меня, будто…
– Как я на вас смотрю?
– Послушайте, Криспин, давайте просто забудем все это, хорошо? Мне сейчас необходимо хоть немного поспать.
* * *
Больше мы почти не разговаривали и сразу прошли в вестибюль к лифтам. Двое стоявших там терракотовых воинов были обо мне явно не слишком высокого мнения, если судить по выражению их лиц.
– У вас миллионы истинно верующих последователей, которые отдать готовы год жизни, лишь бы увидеть то, что вы мне продемонстрировали, – сказал я Холли. – Но почему вы оказали такую честь именно мне – ведь вы прекрасно знаете, какой я циничный ублюдок?
Холли посмотрела на меня так, словно я сделал ей больно.
– Я надеялась, что вы сможете мне поверить.
– Поверить во что? В ваших «радиолюдей»? В то, что было на Роттнесте? В то…
– Помните тот вечер в Хей-он-Уай, когда мы с вами в шатре подписывали книги? Мы с вами сидели буквально в двух метрах друг от друга, и у меня вдруг возникла на ваш счет некая «уверенность». Очень странная и очень сильная.
Дверцы лифта закрылись. Лифт – это челюсти, пожирающие удачу, вспомнил я из тех времен, когда Зои флиртовала с фэн-шуй.
– На мой счет?
– Да, на ваш счет. Причем это видение было действительно весьма странным. И потом никогда не менялось.
– И что же вы увидели? Да говорите же, ради бога!
Она нервно сглотнула.
– Паука, спираль и какого-то одноглазого человека.
Я ждал разъяснений. Но их не последовало.
– И что это значит?
Холли выглядела загнанной в угол.
– Понятия не имею.
– Но ведь впоследствии вам становится понятным значение ваших видений, не так ли?
– Обычно да. И обычно довольно скоро. Но это нечто такое… что, видимо, готовится на медленном огне.
– «Паук, спираль и одноглазый человек»? Что же это? Список покупок? Трек с танцевальной музыкой? Строчка из какого-нибудь хайку, черт побери?
– Криспин, если б я знала, я бы вам сказала, клянусь.
– А вдруг это просто случайно привидевшийся набор вещей? Некая абракадабра?
Холли согласилась даже как-то слишком легко.
– Может быть. Да. Да! И забудьте об этом.
Из лифта вышел пожилой китаец в розовой рубашке фирмы «Lacoste», в брюках цвета шоколадной помадки и в туфлях для гольфа. С ним под руку шла модельной внешности блондинка в неглиже, сшитом, как мне показалось, из паутины и золотых монет; на лице у нее был совершенно инопланетный мейкап, а больше на ней, пожалуй, ничего не было. Пара свернула за угол, и Холли сказала: