– Хочешь, чтобы я разобрался? – поинтересовался Стершин.
– Да, конечно, нужно съездить, выяснить, что за бред несет этот Голубев. – Такое ощущение, что они все с цепи сорвались с этим старым убийством. Сначала Ангелина, теперь этот Пинкертон доморощенный.
– Думаешь, у него и правда что-то есть на тебя? – В голосе начальника СБ читалась тревога.
– Откуда? – усмехнулся Серпал. – Нет, я уверен, он блефует. Но все равно выяснить не мешает. Ты когда сможешь с ним встретиться?
– Не раньше, чем через три дня, – ответил Михаил Леонидыч. – Завтра у меня командировка же. Ну, ты помнишь…
– Да, да, конечно. – Удивительно, но голос шефа звучал спокойно. Поразительное хладнокровие для человека, над которым дамокловым мечом нависла угроза разоблачения в убийстве. – Это не горит совсем. Так даже лучше – не стоит демонстрировать парню нашу заинтересованность. В данном случае спешка будет лишней.
– Что у тебя, кстати, с Гелей-то? – Стершин перевел разговор в иное русло. – Ребята докладывали, будто ворвалась она в твой кабинет едва ли не штурмом. Остановить не смогли. Ты на них не серчай. Ну сам подумай, не скручивать же ее? Кроме того, ты бы с ней поосторожнее. Не ровен час болтать начнет, с журналистами встречаться. Оно тебе надо? Они до сенсаций уж больно охочие. Вот что ни ток-шоу, так какое-нибудь незаконнорожденное дитя знаменитой личности на свет божий вытаскивают.
– Ты смотришь ток-шоу? – усмехнулся Петров.
– Да нет, – вроде как даже смутился Стершин, – так, фонит иной раз телек.
– Да ладно, не тушуйся, – на этот раз в голосе шефа слышался смех, – у каждого свои слабости.
– Ага, – буркнул начальник СБ, – ты из-за своих уже тринадцать лет под каблуком у этой бабы.
– Ты говори, говори, да не заговаривайся, – стальным тоном отрезал Серпал. – Моей слабости – да, скоро четырнадцать лет, но, знаешь, Костя – лучшее, что я сделал в своей жизни. Так что ни о чем не жалею.
– Ладно, ладно, – миролюбиво и несколько смущенно проговорил Стершин, – чего ты сразу в бутылку-то лезешь? Не жалеешь – и хорошо. Рад за тебя. Может, оно и правильно. А то я вон один, как тополь на Плющихе.
– Как перст, – машинально поправил Петров. – Тополей три было.
– Что? А, ну да. Один хрен, что перст, что тополь, а словом-то и обмолвиться не с кем, опыт свой, так сказать, богатый передать, гены опять же замечательные. – На этот раз мужчина смеялся.
– Ладно, – отрезал его начальник, – заболтались мы с тобой. Ты давай, решай что-то с Голубевым, а я домой. Вон секретарша, бедная, уж истомилась, наверное, вся.
– Кстати, как она тебе? – поинтересовался Стершин, а я еще больше обратилась в слух, хотя куда уж больше.
– Да ничего, только…
Что «только», я уже не услышала, так как неожиданно на меня обрушился ледяной дождь. В буквальном смысле.
Ничего не понимая, я вскочила с дикими воплями и вперилась глазами в источник своих бед. Передо мной стояла сухонькая женщина с графином в руке. В ее умных и ярких глазах плясали озорные черти. Еще не старая дама будто сознательно прибавила себе возраст, нацепив на голову нилепый цветастый платок на манер тех, что носят бабушки в деревне. Синий халат, из под которого едва выглядывали облаченные в гамаши ноги, выдавал в ней служительницу швабры и тряпки. Дешевые резиновые тапки а-ля «кроксы» довершали образ.
– Твою мать, – выругалась я, отряхиваясь, словно собака, из-за чего во все стороны полетели брызги. Не без удовлетворения я заметила, что некоторые из них достигли и источника моих неприятностей. – Что это было, в конце концов? – Мой грозный тон, увы, нисколько не напугал тетку.
– Я нечаянно, – невинно ответила та, – вот, цветочки поливала, да оступилась, детка.
– Вы баба Глаша?! – проявила я чудеса сообразительности.
– Кому баба Глаша, а кому и Глафира Митрофановна, – грозно ответствовала уборщица.
А ведь прав Олег: бабушка-то непростая! Ой и не простая!
– Простите, Глафира Митрофановна.
Хотя что это я? С какой стати прошу прощения? Может, это бабусе нужно извиняться? Цветочки она, видишь ли, поливала!
Поправив тонкой рукой платок, баба Глаша бесцеремонно заглянула в мой ноутбук, демонстрирующий прекрасный пруд с лилиями – заставку рабочего стола.
– Хм, – пробормотала женщина, – я уж думала, ты порнуху какую смотришь или еще чего позабористее. А тут такое… Чегой-то ты тогда так внимательно в экран-то пялилась? Даже меня не заметила. Будто оглохла и ослепла.
– По какому праву… – Мой голос предательски пошел вверх. Так, спокойно, Валерия. Тетка явно тут на особом счету. Так что лучше не связываться. А ну как доложит Стершину? Нет, понятно, что моя задумчивость на прослушку никак не указывает, но зачем лишнее внимание к себе привлекать?
– Медитировала, – буркнула я первое, что пришло в голову.
– С открытыми глазами? – удивилась Глафира Митрофановна.
– Угу, с открытыми, почему нет?
Собеседница пожала плечами, но в глазах ее по-прежнему читалось недоверие. А и пусть! Буду я перед каждым поросенком бисер метать.
– Что здесь происходит?! Валерия, почему вы в таком виде?! – Грозный окрик Петрова заставил меня вздрогнуть. За его спиной топтался Стершин, с любопытством взирая на разыгрывающуюся сцену.
– Да, Валерия, – глаза бабы Глаши весело сверкнули, – где это вы так намокли?
– Вспотела, – буркнула я. Но, поймав грозный взгляд шефа, пояснила: – Да вот, Глафира Митрофановна тут цветы поливала, а я, неловкая такая, встала резко и задела ее. Она воду на меня и пролила.
По лицу Серпала я поняла: он не поверил ни единому моему слову. Слишком уж хорошо ему известен характер уборщицы, чтобы не понять, что произошло на самом деле. Но мой благородный жест оценил, благодушно хмыкнув.
Что до самой виновницы переполоха, то она и бровью не повела, этой старушке-веселушке палец в рот не клади – сразу ясно.
– Ладно, – сказал, словно отрезал, шеф, – вы можете быть свободны! Тем более что, – в этом месте он брезгливо поморщился, – в таком виде все равно работать не пристало. Идите, приведите себя в порядок.
Заведение, в которое меня повез после работы Хоруженко, носило оригинальное название «Рай». По горделивому заявлению коммерческого директора, это был лучший ресторан в городе. Пришлось поверить на слово – мой опыт посещения местных предприятий общепита датируется началом тысячелетия. Подозреваю, за прошедшие годы и впрямь многое изменилось.
По дороге мы заехали ко мне домой – после холодного душа надлежало переодеться, зато теперь я выглядела так, как следовало выглядеть девушке на первом свидании: красивое платье, яркий макияж, туфли на умопомрачительной шпильке.