Но ничего объяснять не пришлось: шеф то ли не заметил моей оговорки, то ли не обратил на нее внимания. В конце концов, может, он не сильно скрывает свои родственные связи, хоть и явно их не афиширует. А коль так, мне вполне может быть о них известно из каких угодно источников.
– Позвольте поинтересоваться… – спросил он у меня, когда я, ворвавшись в зал, стала искать глазами Олега, которого почему-то нигде не было. – И как же вы собираетесь спасать моего сына?
– Не знаю еще! На месте разберусь!
– Валерия, – Петров вздохнул и, взяв меня за локти, повернул к себе, – послушайте! Вы всерьез думаете, что Ангелина обрадуется, увидев вас на пороге своего дома?
Хм, очень сомневаюсь.
– Вот именно, – прочитав мои мысли, проговорил Серпал. – Кроме того, вы что же, знаете ее адрес?
Я закусила губу. Вообще-то, знаю. По крайней мере, прежнее место проживания. Не факт, конечно, что Ангелина все еще живет в том же доме, но проверить можно ведь. Хотя Петров прав: как я помогу мальчишке, если «заведу» его мать еще больше? И что делать?
Растерянность отразилась на моем лице.
– Лера, давайте лучше поужинаем, – спокойно предложил Петров.
Тоже мне, папаша!
– Да успокойтесь вы, – рассмеялся он. – Все с Костиком в порядке. Его ваш спутник отвез ко мне домой. Надеюсь, вы не в обиде?
Встретив внимательный взгляд темных глаз, я неуверенно помотала головой. С одной стороны, Петров поступил по-свински: мог бы и сам сына домой отвезти. Крепостное право в девятнадцатом веке отменили. С другой – Олег тоже ведь мог отказаться. Или хотя бы прийти попрощаться со мной, поинтересоваться здоровьем.
О том, что думаю, я Петрову, конечно, не сообщила, но он и сам понял: тут даже способности оракула ни к чему – у любого на моем месте мысли работали бы в том же направлении.
– Да успокойтесь вы, Валерия, – криво усмехнулся мужчина, отодвигая мне стул. – В конце концов, не съем же я вас. А свидание свое всегда сможете потом продолжить. Должен же я как-то загладить свою вину за все это. – Рука мужчины очертила круг близ моего лица.
– Ага, думаете ужином отделаться? – усмехнулась я.
– Нет, конечно, завтра премию еще выпишу, – то ли в шутку, то ли всерьез сообщил шеф.
– О, круто! – расхохоталась я и тут же ойкнула, схватившись за губу – ранка только начала подсыхать, а мое неуместное веселье вновь заставило ее кровоточить.
– Больно? – В голосе Серпала звучало искреннее сочувствие.
– Нет, приятно, – парировала я ехидно, – сами-то как думаете?
– Думаю, очень, – серьезно произнес Петров. – Еще раз простите, что так все вышло.
– Да бросьте, – махнула я рукой. – Не вы же меня избили.
– Да, но мне следовало это предвидеть, когда Геля отправилась за вами в туалет. Но мне и в голову…
– Все! – воскликнула я. – Закрыли тему! Сейчас снова по кругу пойдем. Вы хотели угостить меня ужином, так угощайте! Мой заказ уж, наверное, ледяной коркой покрылся. Да и ваш тоже, судя по всему. Сделаем новый?
– Давайте! – улыбнулся Серпал.
– Только, – я слегка наклонилась к собеседнику и прошептала доверительно, – давайте вы сами все закажете. Очень не хочется вникать во все эти литературно-кулинарные изыски, да и, честно говоря, глаз начинает заплывать, так что зрение ухудшается с каждой минутой.
Петров кивнул, внимательно посмотрев мне прямо в очи. Вернее, в око – второе уже почти закрылось.
– Вот я балбес! – воскликнул он вдруг и властным жестом подозвал к себе официанта. – Принесите даме лед, и быстро, – отдал он приказ, – а еще тащите аптечку. Все, что у вас есть.
Затем резко поднялся, достал из кармана белоснежный – не сомневаюсь, стерильный – платок и, щедро полив его коньяком из стоящей на столе бутылки, принялся заботливо обрабатывать мои раны. Не забывая обдувать их, чтобы меньше щипало. Прямо как мама когда-то.
Неожиданно я почувствовала на губах соленую влагу: то ли воспоминания о мамулечке так подействовали, то ли меня наконец настигли закономерные в данной ситуации эмоции.
– Ну-ну, Валерия, – смущенно проговорил Петров, – ну что вы, в самом деле? Все раны заживут, обиды забудутся. Вот увидите!
– Да, конечно, – отстраняясь от мужчины, пробормотала я и поприветствовала официанта, изобразив (правда, не очень умело) радость.
Склонившись в почтительном поклоне (вот ведь школа!), парень протянул Петрову коробочку с нарисованным на ней красным крестом и грелку, судя по всему, наполненную кубиками льда. Как только умудрились нафаршировать ее так быстро?
Не давая проявить мне инициативу, шеф сам провел все приличествующие случаю медицинские манипуляции: обработал царапины перекисью, приложил к фингалу грелку.
– Спасибо, – пробормотала я, невольно отстраняясь: в какой-то момент парень пересек дозволенную границу личного пространства настолько, что я могла разглядеть крошечные капилляры на его коже. Почему-то от этого мне стало неуютно.
– Вот так будет лучше, – пробормотал Петров, отстраняясь. Выглядел он при этом смущенным.
– Ваш заказ! – перед моим носом возникла огромная тарелка, накрытая металлической крышкой. Официант, щелкнув каблуками, откинул ее, и моему взору предстал ростбиф окровавленный. Рядом поставили тарелку с паштетом.
– Вы поклонник «Онегина»? – усмехнулась я.
– Есть немного, – улыбнулся шеф.
– То есть меня еще и котлеты ждут? – решила я удивить Петрова литературными познаниями. Судя по тому, как он вскинул вверх брови, мне это удалось.
– Вы что же, знаете всего «Онегина» наизусть? – спросил он.
– Да нет, конечно, но многое да, могу продекламировать, – и добавила в подтверждение своих слов: – «Еще бокалов жажда просит залить горячий жир котлет».
– Браво! – приветствовал Серпал аплодисментами мои артистические способности. – А вы знаете, что такое котлеты в пушкинском понимании? Ну, в смысле, как их готовили в те времена?
Я пожала плечами:
– Наверное, как и сейчас? Рубленое мясо? Ну, может, с какими-то вариантами.
– А вот и нет! – в голосе собеседника слышалось торжество. – Котлета происходит от французского cotlett. – Последнее слово Петров произнес с характерным французским прононсом. – Это очень интересное блюдо… Да что я говорю. Скоро сами попробуете. Там на свиные или телячьи ребрышки кладут вырезку.
– Звучит аппетитно, – мое лицо озарила улыбка, – но не много ли мяса для ужина?
– В самый раз! – усмехнулся Петров и потер явно выраженную горбинку на переносице – не иначе как наследие бурной молодости – свидетельство о перенесенном переломе. – Тем более что вам не о чем волноваться! Ваша фигура совершенна – ей ничего не угрожает.