Дни летели, наполненные работой, через пять дней судно было готово к плаванию, река очистилась ото льда, но бурные воды несли упавшие деревья, мусор. Решено было подождать ещё несколько дней, пока по реке пронесёт всю дрянь. Если в борт ударит бревном, пробоина гарантирована.
Быстро теплело, снег кое-где ещё лежал, низины затопило водой, дороги стали непроезжими, как для повозок, так и для конных. Ко мне подошёл вахтенный:
– Капитан, там тебя спрашивают.
– Кто?
– Священник какой-то.
Я удивился. Знакомых священников у меня в Чусовом не было. Вышел из каюты, в ней было промозгло, как и во всех каютах после стоянки. На причале стоял седовласый священник в простой рясе и с большим серебряным крестом на груди. Я поздоровался, осенил себя крестом и поклонился.
– Чем могу служить, святой отец?
Священник осенил меня крестом.
– Не поможешь ли моему горю, добрый человек?
– Чем же?
– Сына у меня в прошлом годе татары в плен захватили, вот деньги собрал на выкуп, хочу в Казань добраться, найти и выкупить.
– А от меня что хочешь, отче?
– Вы же через Казань пойдёте, возьмите меня с собой.
– Что ж не помочь православному в беде, прошу на судно, отче; только не обессудьте, поиздержались в походе, без разносолов придётся обойтись.
Священник перекрестился:
– О чём ты, добрый человек, не за разносолами шёл, сына из неволи выручать надо.
Мы взошли по трапу на судно. Я кликнул боцмана:
– Вот, пассажир у нас до Казани, посели в каюте, поставь на довольствие.
– Пусть у меня живёт, у меня и койка свободная есть.
– Ну вот и договорились. Только вот что, отец: переодеться бы надо, в Казани в таком одеянии вам сделать ничего не удастся, басурмане не любят неверных. Боцман, у нас найдётся во что переодеть святого отца?
– Поищем, думаю, найдём.
Они ушли в каюту. Когда снова появились, я узнал священника только по большому кресту, так изменила его мирская одежда.
– Отец, пока вы у меня на судне, крест можете не прятать, но в Казани придётся его снять или убрать под одежду, чтобы не дразнить фанатиков.
– Крест я не сниму, но прислушиваясь к твоим словам, сын мой, уберу под одежду. Приходилось бывать у басурман?
– Аж два раза в плену подолгу был, даже язык их выучил.
– Как же удалось освободиться?
– Долгая история, потом расскажу, коли интересно будет. Как звать вас, отче?
– Отец Никифор.
– А в Казани знаете, где искать, кто похитил сына?
– Подсказали прихожане – у кого узнать можно, тем и утешаюсь.
– Язык татарский знаете ли?
Священник покачал головой. М-да, придётся ему помочь.
– Долго ли ещё стоять будем?
– Как только вода чуть сойдёт, да брёвна, сучья и прочий мусор проплывёт с верховьев, – думаю, ещё пару дней.
– Тогда схожу в местный храм, помолюсь, да с местным настоятелем посоветуюсь. Я ведь не местный, мой храм верстах в семидесяти отсюда.
– Да как же вы добрались, отец Никифор?
– Пешком, сын мой, дороги развезло, не проехать подводой.
Мы попрощались. Вечером, пока не смерклось, я собрал на палубе всю команду6
– Други мои! Мы идём в обратный путь; поход был удачным, на прииске нам повезло и удалось добыть толику самоцветных камней. Думаю, пришла пора по чести разделить добытое.
Одобрительный гул был мне ответом.
Я вынес из каюты оба мешочка с каменьями, высыпал на стол. Матросы, как завороженные, уставились на камни. Они не производили никакого впечатления – серые, тусклые, какие-то пыльные.
– Как я и обещал, половину мне, другую половину – поровну среди всех, включая охранявших судно. Так? – Из окруживших меня людей раздались недружные выкрики согласия. Началась делёжка. Я выбирал из общей кучи два одинаковых камня, один клал в свой мешок, другой на край стола. Когда добыча была поделена пополам, я увязал свой мешочек, разделил оставшуюся часть по числу членов команды.
– Вот теперь делите сами, выбирайте двоих, кому вы доверяете.
Матросы решили доверить боцману и Глебу, нашему кашевару на прииске. Глеб отвернулся от стола, боцман рукой показывал на кучку камней, а Глеб выкрикивал имя члена экипажа. Названный подходил, забирал свою долю. Все было по-честному. Кто-то прятал камни в карман, кто-то завязывал в узелок, кто-то отходил к борту и тёр камни о сукно рукава. Каждому досталось по десять-двенадцать камней, в зависимости от размера. Я стоял у борта, наблюдая за делёжкой. Ко мне подошли сразу несколько человек:
– Капитан, ты человек опытный, скажи, за одну долю что купить можно?
– Если продать необработанные, то деревню, вместе со всей живностью; коли обработать – то можно дом каменный в городе, да ещё немного на жизнь останется.
Народ ахнул; хоть и подошло немного, но остальные держали ушки на макушке и ловили каждое слово. Никто раньше не держал в руках изумрудов и не знал им цены. Каждый из них, по местным меркам, теперь был богатым человеком.
Сразу же на палубе возникло несколько групп, бурно обсуждавших, куда они вложат такие деньжищи, как будут жить дальше. Свалившееся на них богатство оглушило, вызвало в душах смятение и радость. Я улыбался, наблюдая за ними – ну дети, право слово. По опыту я знал, что повезёт удачно вложить деньги не более половине команды. Другая половина – то пропьёт, кого обманут жулики и проходимцы, кого ограбят, у кого жёны размотают состояние. Но сейчас, имея в кармане серьёзные суммы, все радостно обсуждали будущее. От команды отделился боцман, поклонился в пояс и сказал:
– От всей команды большая благодарность тебе, капитан. Кабы не твоя удачливость – видно Бог тебе благоволит – жить бы нам всем на жаловании. Вишь, в сердце твоём благородство и жалость к простым людям живут, от всего народа поклон тебе, Юрий, и долгие лета.
Я тоже поклонился команде и молвил:
– Кабы не вы, одному мне не смочь добраться сюда и каменья из скалы добыть, так что самоцветы ваши по праву, спасибо вам, люди. Ежели обидел чем – простите.
Уровень воды в реке немного спал, и мы решили отправляться в путь. Убрали швартовы и втянули трап. Судно медленно отошло от стены причала. Отец Никифор стоял рядом с рулевым: оказывается, он уже не раз сплавлялся по Чусовой и хорошо знал реку, да и, будучи в прежней мирской жизни кузнецом, не раз плавал по реке.
Влекомые быстрым течением и небольшим ветерком, мы за три дня достигли Перми. Делать нам здесь было нечего, и, не останавливаясь, проследовали дальше.