И, право же, пугаться здесь нечего. Мир троллей, описанный Хаецкой, по-своему прекрасен: это мир сильных и чистых эмоций, мир существ, обладающих непоколебимой цельностью духа, мир тех, кто никогда не сдается – и лишь потому, а вовсе не благодаря физической силе, побеждает.
Куда более странным, болезненным и мрачным выглядит мир в повести «Дочь Адольфа» (повесть не вошла в данное издание. – Прим. ред.). Нищета духовная и физическая давно источили его, и он расползся бы гнилой плесенью, если бы не единственная сила, которая еще держит в человеческой оболочке душу, – любовь. Ничем не замутненная, яростная, наивная и не задающая лишних вопросов любовь дочери к отцу и отца к дочери. И вся грязь мутных времен стекает с этих двоих, как с ограненного алмаза, – ей не за что уцепиться, некуда впитаться. Этому веришь безусловно, но странно: из всего сборника именно эта, единственная реалистическая повесть, где нет ни осьминогоподобных существ с дальней планеты, ни фей-крестных, ни троллей, ни фэйри, читается, словно страшная сказка. Со счастливым концом – и все равно страшная.
А что мы сами? Кто же мы сами? Ведь миров бесконечное множество, и неисчислимы странные существа, перетекающие из реальности в реальность. «Я не птица и вообще не уверена в том, что у меня есть крылья, но я летаю, определенно», – почти случайно проговаривается автор. А вы? Что можете вы? Меняться от доверчивого женского взгляда? Видеть иную реальность, сочащуюся сквозь поры нашей? Останавливать грудью мчащиеся автомобили? Придумывать зверей, которых никогда не было? Говорить с вдохновением, которое сминает и подхватывает людские души? Но ведь что-то вы точно можете!
Я только что закончила читать Хаецкую. «Тролли в городе» – это прежде всего песня Петербургу, Васильевскому острову. С его холодными углами и неярким мороком. Всякий, кто любит Петербург, кто пытался прожить хотя бы один день его частью, будет рад заблудиться в капканных садах этой книжки.
Про «Дочь Адольфа» писать очень трудно. На мой взгляд, это великая вещь. Неисчерпаемая тема отцов-детей повернута такой неожиданной стороной, настолько по-нутряному человечно, что пространство книги обживается и становится совершенно своим. Эту короткую повесть надо изучать, есть ложкой. Ее надо читать на ночь и по утрам. Ее надо держать под рукой, всегда.
Привет!
Слушай, Питер в «Троллях» – совсем мой и узнаваемый; когда я первый раз попала на Васильевский, шел дождь, а когда на Васильевском дождь, кажется, что граница реальности открыта, даже если не встретишь ни одного тролля и ящера. В книге Хаецкой эта граница не просто открыта, она смыта напрочь, сказка перестает быть сказкой, все возможно, и пространство расширяется настолько, что в нем умещается вся правда про людей и про город, и вообще про все. А «Дочь Адольфа», пожалуй, лучшая история о любви, и очень хорошо, что она вошла в эту книгу.
О тайной жизни предметов знает каждый, кто не дурак.
Стоит отвернуться – и они начинают дышать, шевелиться, отползать и замышлять. Иногда, если правильно и вовремя скосить глаза, можно кое-что такое заметить и понять.
О тайной жизни самой жизни, напротив, знают совсем некоторые, и еще довольно-таки немногочисленный состав населения смутно догадывается. Поэтому совсем, совсем не каждый может взять и написать об этом книжку.
О том, что стоит зазеваться, отвлечься – и вот уже каменный незнакомец вступил в сговор с резиновыми перчатками, натянул их – куда надо натянул, куда надо! – и заявился в гости, запросто, потолковать о невестах, о двойниках, о башмачках. Может еще и аквариум с собой припереть, но это не всегда, это редко.
Стоит зазеваться. Но стоит и не зазеваться – и тоже еще неизвестно, поможет ли. И надо ли. И страшно ли это – или, наоборот, как раз хорошо и интересно.
Это я к чему? Это я к тому, что мы что-то разучились доверять миру, в котором происходит разное, а не только привычное и понятное, – а это неправильно.
Так что давайте-ка учиться обратно и жить как тролли – люди, которым повезло.
А что? Разве нет?
Давайте-давайте.
А то сами знаете, что будет.