Ред.: Иными словами, население воспринимало Макговерна искаженно, но вы думаете, что причина этого была в нем самом.
ХСТ: Я думаю, что причиной была его нерешительность. Во время каждого кризиса по ходу кампании Макговерн выглядел — и воспринимался — очень нерешительным… В сложные периоды.
Ред.: Сложные периоды?
ХСТ: Ну, в тревожные моменты. Выбор замены Иглтона стал одним из самых крутых провалов в истории политики. Он звонил Хамфри и Маски и публично предлагал им этот пост, а затем отказывался от своего предложения… Он также предложил его Хамфри на съезде… Я никогда не мог этого понять.
Ред.: Он предложил его Хамфри, прежде чем Иглтону?
ХСТ: Да. Неофициально. Как символ примирения.
Ред.: Неофициально, как символ… Очень тонко, да?
ХСТ: И Хамфри отказал ему неофициально. Хамфри был зол на съезде.
Ред.: Так в течение всей кампании Макговерна прослеживались эти тревожные тенденции, которые общественностью воспринимаются как нерешительность.
ХСТ: Это и была нерешительность.
Ред.: Но тем не менее вы считаете, что Иглтон был действительно куда большим злодеем, чем представляла себе общественность?
ХСТ: Совершенно верно.
Ред.: Давайте вернемся к самолету… Последнее, что я помню, было то, что с пилота сорвали одежду, и вы приземлились в… Где это было? Вы вернулись в Су-Фолс?
ХСТ: В Сакраменто.
Ред.: Сакраменто?
ХСТ: Это было воспоминание.
Ред.: Ну, давайте сосредоточимся на Су-Фолсе. «Зоопарк» и «Королева Дакоты» приземляются в Су-Фолсе, и все это происходит в ночь перед выборами… Вы говорили, что настрой у всех был реалистичный, большинство ключевых фигур в штабе Макговерна в тот момент уже знали, что у него не было никаких шансов.
ХСТ: На обоих самолетах все знали, что должно было произойти. Масштабы поражения стали настоящим потрясением, но никто и не думал, что Макговерн победит. Об этом не было и речи. И по этой причине, я думаю, на «Зоопарке» и царила атмосфера легкой истерии. Вероятно, то же самое было бы и на другом самолете, если бы там не находился Макговерн. Но из уважения к кандидату, его жене, его семье, его близким друзьям, у всех этих людей настроение было… Ну, это было своего рода мирное признание поражения.
Ред.: Правда ли, что у Макговерна есть внебрачный 22-летний сын?
ХСТ: Ммм… Ну, я думаю, вам лучше… позвонить ему и спросить. У меня есть его номер здесь, в этой книжке…
Ред.: И последний вопрос об этом перелете из Лонг-Бич в Су-Фолс: почему второй самолет назывался «Зоопарк», и насколько широко употреблялись опасные наркотические вещества в ходе кампании и во время этой поездки?
ХСТ: Ну, давайте для начала разберемся с тем, что «вещества» не обязательно являются наркотиками. Хочется внести ясность в этот вопрос. Наркотики являются одним из видов веществ и…
Ред.: Извините, я…
ХСТ: Кофе — это наркотик… Да, есть много широко употребляемых наркотиков… Выпивка — это наркотик… Многие препараты… Они окружают нас повсюду.
Ред.: Я понимаю, что вы эксперт…
ХСТ: Ну… Я изучал вещества в течение многих лет.
Ред.: Изучали фармакологию?
ХСТ: Я считаю обязательным для себя знать, что употребляю. Да… Самолет «Зоопарк»: я не в курсе, кто назвал его так, но это название связано с поведением находившихся на нем людей… Это было очень похоже на человеческий зоопарк, и я вспоминаю тот последний рейс из Лонг-Бич в Су-Фолс… Я помню слова Тима Крауса о том, как, должно быть, чувствовали себя более возрастные и морально устойчивые представители прессы, когда видели пять или шесть фриков, шатающихся по кабине во время взлета и посадки, передавая по кругу косяк. Тим сказал: «Можете себе представить, как чувствовали себя эти ребята? Они слышали все эти ужасные вещи, они читали о том, как люди в темных углах собираются, чтобы распространять наркотики, и они всегда думали, что это происходит на пропитанных мочой подъездных дорожках вокруг Таймс-сквер. И вдруг мы освещаем предвыборную кампанию, и здесь по проходу друг другу передают косяки… Странные люди в кабине… наркоманы… сумасшедшие… набившиеся туда затем, чтобы поймать кайф, накуриться и врубиться в огни». В кабине были миллионы огней… зеленые огни… красные огни… все виды мигающих штук — замечательное место, в котором стоило оказаться. Этот набор скорости в реактивном самолете… Вы не врубитесь, что это такое, сидя в пассажирском кресле… Но ощущение… Рывок вперед, словно вы едете на мотоцикле самого господа бога! Вы прямо чувствуете этот невероятный выброс энергии на взлете… Этот выплеск мощности позади… В 727-м двигатели установлены в хвосте, и вы чувствуете, словно вас оторвало от земли какой-то адской силой. И угол набора высоты что-то вроде 45 или 50 градусов… Может быть, 60 градусов… А потом все эти зеленые огни мигают, и циферблаты работают, и какие-то штуки гудят и жужжат… И глядя вниз, видишь огни тут и там и проносящиеся внизу города, и горные хребты… Это замечательно. Я думаю, мне надо как можно скорее получить лицензию пилота и, пожалуй, прикупить один из тех самолетов «Лиар Джетс». Господи, какие возможности! Они побивают мотоциклы ко всем чертям!
Ред.: Это третье измерение. Мотоциклы всего лишь двухмерны.
ХСТ: Да, правильно. Я думаю, что хотел бы подняться туда ночью, в полном одиночестве, с головой, набитой мескалином, и просто кружиться в небе, как большой кондор…
Ред.: А как насчет наркотиков на самолете «Зоопарк»?
ХСТ: Господи, у вас мозг с одной извилиной! Я думаю, что, наверное… Я надеюсь, что у нас где-то есть фотография… Хотя вряд ли кто-нибудь это снимал. Если они это сделали, то нас всех арестуют. Но уже в самом начале кампании, я не уверен в какой момент, оба камбуза, ну то есть те закутки, где на коммерческих самолетах стюардессы имеют возможность уединиться, чтобы затем подать еду… На самолете «Зоопарк» оба они были немедленно превращены в бары, один в передней части, другой в хвосте. Стюардессы были абсолютно беспомощны — они оказались во власти этих сумасшедших, которые захватили самолет. Этот перелет из Лонг-Бич в Су-Фолс был, наверное, хуже всего… Покинув кабину, мы, человек пять, собрались в хвостовом камбузе. Там была включена только одна верхняя лампочка, во всем остальном самолете было темно. Они выключили свет — уже была почти полночь и…
Ред.: Полночь?
ХСТ: Да, нас не сажали в Су-Фолсе до полвторого ночи 7 ноября, в день выборов. И в остальной части самолета было темно, а здесь, в камбузе, была только одна верхняя лампочка, и я притащил туда свой магнитофон. Мы слушали «Мемфис Андеграунд», альбом Херби Манна, на предельной громкости в этом крошечном закутке с жестяными стенами, и музыка разносилась по всему самолету. Кто-то впереди слушал альбом «Роллинг Стоунз» на другом магнитофоне, и мы курили эту очень своеобразно выглядящую трубку с гашишем, передавая ее по кругу…