ХСТ: Когда вы вдруг решили начать сокращать голоса?
Догерти: Мы ориентировались на Канзас.
Стернз: Да, мы сократили подсчеты до Канзаса, а затем приняли решение, что не собираемся выигрывать с нашим рабочим большинством.
ХСТ: Когда это произошло?
Стернз: Это был 11-й или 12-й бюллетень.
Догерти: Но посмотри, ты же не знал реального подсчета, потому что должен был проголосовать еще Огайо…
Стернз: Верно. Должен был, и это здорово напрягало нас. Так что мне пришлось ждать еще четыре или пять голосований. У нас должна была пройти наша делегация из Нью-Йорка.
ХСТ: Каким по счету был Огайо?
Стернз: Огайо был, я думаю, 11-м.
Догерти: Канзас был 11-м, разве нет?
Стернз: Да, верно, Канзас.
Догерти: Фрэнк Кинг со своей делегацией Огайо выносил каждое решение с поименным голосованием…
ХСТ: Это своего рода политическая привычка. Всегда хочется иметь рычаги воздействия в самом конце.
Догерти: В законодательном органе штата то же самое: все тянут и ждут, как проголосуют другие.
Стернз: Но вопрос заключался в том, бросим ли мы голоса Нью-Йорка в поддержку претензии или придержим их, но, когда они придержали Огайо, я дал указание нашим нью-йоркским делегатам подождать.
ХСТ: Это позволило вам подстраховаться, да?
Стернз: Да, там было с чем поработать.
Догерти: Тогда мы начали урезать голоса.
Стернз: Затем мы подождали результатов еще нескольких подсчетов, просто чтобы лучше представлять, как идут дела, а затем пошли инструкции начать сокращать голоса.
Догерти: Видишь ли, мы боялись, что силы Хамфри собираются двинуться в другую сторону, и, если бы они действительно были скоординированы, им бы это удалось.
ХСТ: Подождите минутку. Что должно было случиться потом?
Стернз: Игра заключалась в первую очередь в том, чтобы увидеть, кто может протолкнуть кого-то за отметку в 1509 голосов. Если бы они протолкнули нас туда, было бы очень трудно убедить наших людей попридержать голоса, потому что, если вы считаете, что выиграли, срабатывает инстинкт бороться за каждый голос, который только можно получить. Мы попытались сыграть в самом конце. Мы начали сокращать голоса, придерживая их до самого конца, и вдруг обрушили на них много голосов, протолкнув их вверх за 1509, и тогда единственным способом для них выбраться из этой ситуации было отказаться от одного из голосов своих делегаций. От губернатора Уэста из Южной Каролины. Они должны были бросить его на съедение волкам.
ХСТ: Что вы подразумеваете под словом они? Вы находились там дольше меня. Что вы имеете в виду — что бы они сделали с губернатором Уэстом?
Догерти: Ну, они должны были отказаться от него по претензии к Южной Каролине, изменив свое голосование.
Стернз: Перейдя отметку в 1509, они были бы вынуждены заблокировать делегацию губернатора Уэста.
Догерти: Так что им пришлось снова опуститься, иначе им надо было бы отказаться от него.
Стернз: Когда дошло до настоящего дела, они оказались не такими смелыми, как мы. Мы были готовы продать голоса женщин, но они не были готовы продать южного губернатора.
ХСТ: Когда Кинг понял это?
Стернз: Ну, я думаю, мы опережали их почти с самого начала. Оказалось, что наша стратегия запутала их почти так же, как она могла запутать наших собственных сторонников.
ХСТ: Джонсон в Post написал, что это запутало Джека Честната (менеджера кампании Хамфри). По его словам, люди Хамфри полностью на это купились; они сидели там с ним, наблюдая происходящее по телевизору.
Стернз: Да, так и было. Его помощники восприняли это как большую победу. Их запутало именно то, что мы в самом начале предприняли попытку победить. Они целый месяц читали обозревателей, писавших о недисциплинированных, неуправляемых делегатах Макговерна, и я думаю, что, увидев, как мы начинаем побеждать по претензии к Южной Каролине, они расслабились. Это было как раз то, чего они хотели добиться от нас. Нам требовалось организовать победу по какой-то политической причине, потому что мы не могли продать женщин полностью. Если по этому вопросу был шанс победить, то мы обязаны были попытаться сделать это.
Догерти: Что Честнат сказал Хамфри?
Стернз: Он сказал: «Мы нанесли по Макговерну удар огромной силы». Но Хамфри был умнее, он ответил: «Нет, они уступили сознательно…»
ХСТ: Да, Хамфри сказал: «Они отыграют все обратно». Там, в отеле, с ним оказался телевизионный корреспондент. Я смотрел на лицо Хамфри, и, господи, оно стало просто восковым. Он выглядел хуже, чем когда бы то ни было, что чертовски меня порадовало. Его нужно сунуть головой в песок. Ни один человек в политике никогда не был так отвратителен мне, как Хамфри.
Догерти: Хамфри вовсе не туп. Просто вокруг него собралась куча тупиц.
Стернз: Он умен и поэтому уже долгое время держится на плаву. Он был единственным из всех, кто понимал, что происходит.
ХСТ: По словам Джонсона, они думали, что добились блокировки примерно до середины съезда, а затем вдруг сообразили…
Стернз: Да, но мы действительно сначала попытались победить, и я думаю, что тогда они и расслабились. Однако помимо Огайо у нас было в сумме 30 фиктивных голосов из Миннесоты. Может быть, еще несколько других — я должен просмотреть итоги снова, — но Миннесота была тем, что я ухватил, и затем мы должны были додержать Огайо до конца.
Стернз: Кинг постарался для того, чтобы голосовать последним. Но зато и я попытался опустить наш общий результат до нижнего предела, чтобы было уже неважно, как он использует эти голоса. Независимо от того, как и что они сделали с теми голосами Огайо, они уже не могли подвести нас к тому, чтобы съезд был бы вынужден решать, что представляет собой большинство, поставив таким образом под угрозу возможность для Макговерна победить в первом туре голосования.
ХСТ: Так что, вы просто хотели опуститься так низко, как только могли?
Стернз: Ну, я не хотел опускаться так низко, как только мог. Я хотел получить по претензии по женщинам хорошие голоса, но такие, чтобы Кинг уже ничего не смог изменить.
ХСТ: Так это должно было быть почти на 80 голосов меньше.
Стернз: Да, я думаю, что мы подошли к уровню около 1420 или 1430. И мы были готовы опускаться ниже. Я стремился достичь отметки в 1410 голосов, и мы ее за собой застолбили, но, как только мы начали отзывать свои голоса, Кинг наконец сдался и двинулся вперед, чтобы отдать свой голос. Я думаю, что мы сократили голоса до цифры, при которой он не мог выиграть, и он, видимо, понял это.