— На этот раз — окончательно.
— Как вы знаете, кроме ночных бомбардировщиков, — опять лихо взял инициативу в свои руки полковник Мальцев, — у нас еще будет эскадрилья истребителей, командовать которой приказано Герою Советского Союза старшему лейтенанту Борису Антилевскому.
— Я буду сражаться, как полагается, — сразу же упредил вопрос командарма комэск-истребитель. — И пилотов в эскадрилью подберу таких же.
Власов поднялся из-за стола и нервно прошелся по комнате, гулко вышагивая, почти маршируя, по дубовому паркету.
— Я не случайно спросил вас, господа комэски, о готовности служить в авиации, готовности командовать эскадрильями. Германское командование уведомило меня о печальном опыте вербовки дважды Героя Советского Союза капитана Байды, который был сбит в сорок втором и согласился служить пилотом люфтваффе. При первом же вылете для бомбежки английского города Ковентри, он, не сбросив ни одной бомбы, посадил свою машину и сдался англичанам. А теперь, как стало известно, служит в американской авиации [56] .
— Не хотелось бы, чтобы мы опозорили наши ВВС подобным предательством, — сокрушенно покачал головой Мальцев. И командарм поверил, что чувство горести, которое отразилось на лице Мальцева, является искренним.
У Власова было особое отношение к этому человеку. Он знал, что после оккупации немцами Ялты бывший начальник санатория полковник авиации Мальцев возглавил управу этого города. Ничто не мешало ему спокойно отсидеться в «хлебном» кресле мэра, а затем эмигрировать в Германию, однако, узнав из германских листовок о зарождении «власовского движения», он загорелся желанием присоединиться к нему. Но прежде чем прибыть в ставку РОА, он лично составил обращение к советским летчикам, в котором призывал их переходить на сторону Русского освободительного движения генерала Власова, а затем несколько раз обращался по радио к жителям Ялты и всего Крыма с призывом поддержать «русских освободителей».
Оставив пост мэра, бывший военный летчик Мальцев обратился к германскому командованию с предложением создать «Восточную эскадрилью» из бывших советских летчиков. С этой же идеей он и прибыл в штаб РОА. Поэтому Власов вполне обоснованно считал, что с командующим ВВС ему и всему освободительному движению явно повезло.
— А будет ли у вас на вооружении хотя бы один транспортный самолет? — обратился к «русскому Герингу» бывший заместитель начальника штаба 6-й армии Михаил Меандров.
— Транспортной авиации у нас, к сожалению, нет, — ответил тот.
— Если мы хотим по-настоящему разворачивать освободительную борьбу в России, то прежде всего должны готовиться к диверсионно-партизанским методам войны в тылу красных. А значит, нам понадобятся самолеты, которые бы забрасывали наши группы в дальние районы страны. По этому поводу у меня появились кое-какие соображения, в свете того, о чем мы с вами уже говорили, господин командарм.
— О ваших «диверсионных планах» мы поговорим отдельно, — успокоил его Власов.
Через три дня после вызова к Сталину генерал армии Антонов приказал доставить к себе, в здание Генштаба, руководителя венгерской миссии генерал-полковника Габора, чтобы вручить ему подписанное наркомом Молотовым послание регенту Хорти и венгерскому правительству.
— Мы можем считать, что маршал Сталин принял предложения регента Хорти? — с надеждой спросил жандармский инспектор, принимая из рук первого заместителя начальника Генштаба написанный на русском языке документ.
— Верховный Главнокомандующий в целом положительно воспринял идею заключения мирного договора с Венгрией, — как можно деликатнее подслащивал Антонов пилюлю, которую неминуемо придется проглотить и членам Особой миссии, и самому адмиралу Хорти. — Но, посоветовавшись с представителями правительств союзных стран, мы выдвинули ряд своих требований. Сейчас переводчик ознакомит вас с его текстом, после чего я готов ответить на ваши вопросы.
«Правительства Советского Союза, Великобритании и США, — принялся читать штабной офицер-переводчик, — считают необходимым, чтобы регент Хорти и венгерское правительство приняли следующее предварительное условие.
Венгрия должна эвакуировать все венгерские войска и чиновников из оккупированных ею территорий Чехословакии, Югославии и Румынии в пределы границ Венгрии, существовавшие на 31 декабря 1937 года. Эта эвакуация должна начаться немедленно и должна закончиться в течение десяти дней со дня получения венгерским правительством настоящего заявления».
Переводчик выдержал паузу и вопросительно взглянул сначала на Антонова, а затем на Габора.
— Нет-нет, это невозможно! — не удержался венгерский генерал.
Каждое слово он произносил, покачивая своим отвисающим «индюшиным» подбородком и «молитвенно» потрясая руками. Было в иконообразном лице этого человека нечто такое, что заставляло усомниться в его принадлежности к военной касте и превращало увешанный наградами мундир в театральный костюм.
— Что вы имеете в виду? — отрешенно как-то поинтересовался Антонов, демонстративно просматривая лежавшие на столе бумаги.
— Это немыслимо ни с исторической точки зрения, ни по срокам. Вы — штабист высокого ранга, господин Антонов, и прекрасно понимаете, что вывести войска в течение десяти суток со дня получения этих условий — просто физически невозможно. Как маршал Сталин представляет себе это?!
— Переведите ему, — обратился Антонов к переводчику, — что мне поручено всего лишь ознакомить членов миссии с условиями, утвержденными Верховным Главнокомандующим, а не обсуждать с ними целесообразность тех или иных ее положений.
Впрочем, генерал армии прекрасно понимал, что Габор прав: невозможно в течение десяти дней после получения этих условий завершить вывод войск сразу из нескольких стран. Но главное, невозможно так резко изменить внешнеполитический курс Венгрии, страны, в которой действует парламент и легально существует мощная оппозиция.
Первый заместитель начальника Генштаба легко списал бы это решение Сталина на авторитарность его мышления, если бы не понимал, что на самом деле вождь умышленно выдвигает перед венгерской стороной невыполнимые условия. Хозяин Кремля предвидел, что если дать Венгрии возможность традиционным путем выйти из войны под гарантии стран-союзников, то России никогда не установить действенного контроля над ней и не превратить ее в «страну социализма». Она попросту «уйдет» на Запад, под крыло англичан и американцев, сохранив в себе мощные основы не только классической буржуазии, но и классического, с венгерским душком, нацизма. Поэтому Сталин уже твердо решил для себя, что Венгрию следует добывать силой оружия, не считаясь ни с какими потерями. Решил, хотя и не огласил своего решения.