Роман автоматически взял сверток, развернул.
Дешевка! Ужас какой-то, вон нитки торчат, швы кривые.
Парень, словно поняв, быстро заговорил:
– Это не фирма, конечно. Но до дома доехать – нормально… Извини еще раз, мы не со зла…
– Пакет есть? Чистый?
Пакет нашелся у тетки с красным лицом. Откуда-то из кармана куртки был извлечен пакет с брендом супермаркета «Ассоль» и передан, в сопровождении заискивающей улыбки, через решетку.
Сложив свои вещи в пакет и натянув мерзкую дешевую рубаху, Роман кивнул полицейскому и, не говоря больше ни слова, вышел в вестибюль станции.
* * *
Уже выбравшись из подземки, Ефременко добрел до своего GLK, как снова зазвонил мобильник. Жена…
– Ты как? – спросила Катька. Без особого волнения, судя по интонации. Звонила так, для проформы.
– Да нормально все. Кручусь с самого утра.
– Ты же у нас мужик в семье. Вот и крутись.
Рома хмыкнул – кто бы сомневался! Сейчас начнет канючить – деньги просить.
– Как дети? Сашка больше не сопливится?
– У него прошло все! Здесь море рядом, воздух отличный. Ты сильно занят?
– Нет. А что?
– Денег вышли. Тысяч пятьдесят. Хочу детей на Украину свозить, в Одессу. Говорят, красивый город.
– Красивый, был я там пару раз… Только нечего там делать сейчас.
– Это почему? – с вызовом спросила Катька, сразу заводясь.
Тут Рому прорвало:
– Да потому, дура, что Одесса на Западе находится. И сейчас реально война начаться может. Уже мобилизацию у нас объявили. Понятно?
Он отключился, в ярости бросив трубку на сиденье. Внутри все клокотало от бешенства.
К черту этот офис и цех… Завтра успею. Сейчас – к Анжеле, нервы успокоить.
Но сегодня был явно проклятый день. Черт его дернул ехать через МКАД. Пробка, непонятно с чего образовавшаяся, была чудовищной и тянулась на несколько километров.
Стоящие на жаре машины еле двигались, оглашая окрестности нервным вяканьем клаксонов. Открыв окно и вдохнув провонявший выхлопными газами, горячим асфальтом и резиной воздух, Роман прокричал стоящему рядом водителю фургона «Фиат»:
– Что там случилось?
– Не знаю, «гайцы» вместе с ОМОН выезд перекрыли. Пропускают в час по чайной ложке. Еще какие-то военные.
– Военные?
– Да. Хрень какая-то!
«Все, по ходу, приехали! Может, опять теракт?»
Как выяснилось, все было гораздо хуже.
Дорогу действительно перекрыли суровые транспортные полицейские, изнывающие от жары в салатовых жилетах, которые на них сидели внатяг, как на бочках. Рядом с ними торчал носатый уродливый трехосный грузовик, явно бронированный, с буквами «ОМОН» на кузове. Тут же находилось несколько затянутых в камуфляж фигур, с автоматами в руках.
Но только потом Рома увидел еще одну, необычную для полицейских постов, машину. Серо-зеленый фургон «Хендэ» с двуглавым орлом на дверце и черными армейскими номерами.
Возле него и происходило основное столпотворение. После часа толкотни и нервотрепки на тридцатиградусной жаре уже с головной болью и взбешенный до последней стадии Ефременко увидел, что это все означает.
К каждой подъехавшей к посту машине подходил полицейский и забирал у водителя-мужчины права, женщин и стариков пропускали без остановки, что только усиливало бардак. Потом «гайец» передавал права в армейский фургон, где сидели замученные тетки в военной форме. Тетки либо возвращали права владельцу, либо вместе с правами всучивали водителю белый листок из плотной бумаги с красной полосой. Тогда водитель вынужден был расписываться за бумажку.
Только сейчас Рома все понял. Это и есть мобилизация! В Москве самый надежный способ ловить мобилизованных – это вот так, устраивая посты на основных магистралях. Или в метро. Туда небось скоро доберутся. У военных руки длинные…
– Ваши права, уважаемый! – прохрипел ему в окно замученный и багровый от жары полицейский.
– Пожалуйста, – Роман протянул запаянный в пластик четырехугольник. – Только я мобилизации пока не подлежу. Третья возрастная категория.
– Там разберутся, – неопределенно сказал «гайец» и кивнул в сторону «Хендэ».
– Не боись, дядя, третий сорт – не брак… – весело пророкотал появившийся за спиной «гайца» молоденький омоновец в новомодном однотонном камуфляже с матерчатыми вставками.
Смерив сопляка убийственным взглядом и не обнаружив у него сержантских лычек, Роман сказал:
– Пошел на …, юморист.
Омоновец мгновенно изменился в лице и сделал резкое движение рукой в сторону двери «Мерседеса».
– Отставить, Васильчаков! – рявкнул гаишник. – Иди делом займись! – Потом, повернув лицо к Ефременко, веско сказал: – За словами следи. А то сейчас мигом отправим куда надо. За оскорбление при исполнении, понимаешь…
– Понял, не дурак, – согласился Рома. – День не задался, нервы на пределе! – пожаловался он «гайцу».
– У всех не задался! Вишь, чего творится!
Уже через пару минут рука с коротенькими пальцами, похожими на волосатые сосиски, протянула обратно водительские права.
«Повелитель полосатой палочки» покровительственно ухмыльнулся и приказал:
– Проезжайте.
– Спасибо.
Покосившись на часы и намертво стоящий МКАД, Роман сплюнул от ненависти в открытое окно.
Он опаздывает к Анжеле! Ну что сегодня за день?!
Здесь господин Ефременко был абсолютно прав. Начало мобилизации породило в Москве немыслимый транспортный хаос. Но только на первые двое суток. Потом государственная машина отстроилась и закрутилась со всей силой.
В территориальные части хлынул поток мобилизованных мужиков в спортивных костюмах в предвкушении простых, уже многими забытых мужских радостей – стрельбы на свежем воздухе, марш-бросков, ночевок в армейских палатках и каши с тушенкой…
Фарид осторожно вытащил руку из-под головы спящей Заремы и пружинисто поднялся с кровати. Он сделал несколько глотков из стоящего у края стола кувшина и пальцем раздвинул плотные занавески. Тихо… Только куры квохчут у соседей.
– Ты уже проснулся? – Узкая прохладная ладонь коснулась старого шрама на его спине. Зарема Маджидова – вдова полевого командира Султана, убитого почти двенадцать лет назад.
Шик продолжал смотреть в щель между занавесками, думая, как изменился Кавказ за последние двадцать лет. Куда делись скромные и гордые горянки? Их смыло волной перемен. Как и все местные обычаи, основанные на подчинении роду, семье, старикам и древним адатам.