На миг он замолчал. Затем, подражая сухому стилю страхового полиса, подытожил:

— Страховая компания не берет на себя ответственность за какие-либо события, вызванные или являющиеся результатом злоупотребления алкоголем. — Карлтон покачал головой. — Конечно, мы рисковали, когда предложили роль именно Лилиан. Но это была ее роль, и она это доказала. Да и мне хотелось вновь увидеть ее в работе. Я ведь был искренне уверен, что она справится.

Карлтон говорил тихо, обращаясь больше к самому себе, чем к собеседнику. Казалось, это были мысли вслух, и Маре приходилось прислушиваться, но она поняла одно: для него это и впрямь крах. Пока все занимались Лилиан, переживая за нее, вопрос о том, что будет с фильмом, отошел на второй план. Мара смутно догадывалась, что последствия аварии скажутся на всей съемочной группе, но ведь Карлтон на то и был Карлтон, чтобы придумать, как спасти положение. И вдруг оказалось, что и он бессилен — съемок больше не будет.

Повисла гнетущая тишина. Мара не знала, что сказать. Потом вспомнила:

— А как же те люди, о которых вы упоминали, те, кто был готов доснять фильм, хоть и в зоопарке?

— А-а-а… поручители, — протянул Карлтон. — Что ж, они и впрямь могли бы доснять оставшиеся сцены как-нибудь потом. Но к тому времени мой контракт со студией будет уже расторгнут. У киношников такой контракт называется «деньги по предъявлению пленки». До оговоренного срока я должен предоставить фильм — и мне дадут деньги. Если же я не выполню свою часть договора, тогда… скорее всего, поручители договорятся с инвестором и мне вчинят иск хотя бы на том основании, что я взял на главную роль актрису, по поводу которой в страховом полисе была сделана оговорка об исключении. Проще сказать, я влип. И влип по-крупному. — Карлтон замолчал, глядя себе под ноги. — И лишь в одном я уверен — нашему ранчо можно сказать «прощай». Ранчо оставили нам родители. Для фильма нужны были деньги, и я взял в банке кредит под залог недвижимости. — Он внезапно осип, словно сорвал голос. — Долгое время это ранчо переходило от Миллера к Миллеру. Мы с Леонардом арендуем жилье в Лос-Анджелесе, но по-настоящему чувствуем себя дома только в Рэйвэн-Хиллз.

Приглушенная боль в его голосе напомнила Маре о Джоне. Такая же нотка звучала и в его голосе, когда он обсуждал с ней отчаянно-дерзкие планы по спасению приюта. Она понимала, о чем сейчас думает Карлтон: он, как наяву, уже, наверное, видел судебных исполнителей, которые пришли опечатывать дом. Понимала она и то, что утешить его нельзя. Поэтому Мара просто махнула рукой и кивнула Карлтону, давая знак продолжать. В любом случае, как ей казалось, если над головой сгущаются тучи отчаяния, то лучшее, что можно сделать — это просто идти вперед. Ко всем бедам недоставало еще видеть Карлтона, всемогущего, всезнающего Карлтона, в таком подавленном состоянии, в каком недавно пребывала она сама. Ведь именно ему в первый же вечер по прибытии съемочной группы она нажаловалась на жизнь: и на то, что приют на грани банкротства, и на то, почему она, жена охотника, дома одна, в то время как муж далеко. Сейчас, идя рядом с ним, она вспомнила его слова.

«Все образуется так или иначе, — сказал Карлтон с уверенностью человека, которому известна суть вещей. — Что нам не дано, так это знать, как и когда это случится. Но так происходит всегда, и происходит неожиданно».

Мара хотела было напомнить ему его собственные слова, но, взглянув на него, поняла, что сейчас не время и не место.

Сейчас на его лице было написано: в сказки со счастливым концом он больше не верит.

14

Когда Мара подруливала к стоянке, вверху на тропе их уже поджидал Леонард, прислонившийся к одному из вздыбленных бивней. Заметив машину, он выпрямился, как пружина, и не успела Мара заглушить мотор, как он рванул водительскую дверцу на себя.

— Ну, и что происходит?

Мара помедлила с ответом.

— Вы разве не получили сообщение из миссии?

— Там говорилось лишь о том, что вы срочно выезжаете. — Леонард заглянул внутрь «лендровера», перевел взгляд с Кефы на следопыта; затем его зрачки расширились. — Где Лилиан?!

Мара посмотрела на Карлтона, надеясь, что объяснять станет он, но тот, глядя прямо перед собой отсутствующим взглядом, только пожал плечами.

— Лилиан попала в аварию, — решилась наконец Мара. — У нее серьезные травмы, но врач сказал, что все заживет.

— Где она? — Мара поймала на себе встревоженный взгляд Леонарда.

— В госпитале при миссии.

Тут ожил и Карлтон; поерзав на сиденье, он повернулся и откашлялся.

— Как говорится, есть две новости. Новость хорошая: Лилиан жива, и на том слава Богу! Могло быть наоборот. Новость плохая: закончить фильм мы не сможем.

Леонард тряхнул головой, словно пытаясь отогнать услышанное. Он открыл рот, будто собирался что-то сказать, но так ничего и не произнес.

Заглянув ему через плечо, Мара заметила Питера. Судя по его лицу, он слышал все. Остановившись у «лендровера», он наклонился к Марс.

— С ней правда все в порядке? — спросил он с надеждой, в его глазах читалась тревога.

— С ней будет все в порядке, — отозвалась Мара. — Она в хороших руках. В миссии замечательный доктор.

— Зачем ей понадобилось ехать куда-то в одиночку? — удивился Питер. — Она даже не знает здешних дорог…

— Лилиан отправилась в Кикуйю, там напилась, — отрезал Карлтон. — Попала в аварию.

Он повернулся к Леонарду.

— Следовательно, ни о какой страховке не может быть и речи. — Он медленно выдохнул. — Все кончено.

Леонард обошел машину и заглянул в окно, оказавшись лицом к лицу со своим братом.

— Но нам осталось доснять несколько сцен.

Карлтон беспомощно развел руками:

— Мы не можем снять их без Лилиан, не так ли? Вырезать их тоже никак нельзя.

— Нельзя. — Леонард покачал головой. — Должен же быть какой-то выход!

Карлтон мрачно рассмеялся:

— Мы можем, конечно, попытаться упросить миссионеров подделать справки и написать, что Лилиан попала в аварию трезвая как стеклышко. Но вряд ли они на это пойдут!

Оттолкнувшись ладонями от кузова, Леонард отпрянул от машины и сжал кулаки. Затем повернулся ко всем спиной, присел на корточки и съежился.

Мара обернулась к Питеру. В его глазах она увидела отражение собственных чувств: изумление, тревогу и смятение от того, что у них не останется того драгоценного времени, на которое они еще рассчитывали.

В напряженной тишине даже самые незначительные звуки: отдаленный звон посулы на кухне, скрип обивки из кожзаменителя, когда Карлтон тяжело заворочался на своем сиденье, жужжание мухи, попавшей в плен солнцезащитного щитка, — усилились, будто запущенные в громкоговоритель. Наконец Кефа открыл дверь и выбрался наружу. Остальные последовали его примеру. Они стояли все вместе, подавленные и молчаливые.