Глаза Мары заволакивает туманом, но в неясном свете прожектора этого не видно, и она позволяет себе расплакаться по-настоящему. Слезы стекают по щекам. Никто, как она, не понимает, что вслед за счастливым смехом, пробежавшим искоркой, и чудом, которое возникает между двумя людьми, подкрадывается разлука и подступает боль от того, что они не могут быть вместе. Как они с Питером. А дальше — расставание, сужающееся в точку от самолета, растворяющегося в небе.
Когда фильм заканчивается, Мара остается на месте. Она все еще не может прийти в себя. Напоследок она всматривается в бегущие по экрану титры: Питер Хит — первое, что она замечает — написано на ее взгляд слишком мелким и незамысловатым шрифтом, чтобы была понятна его роль в этом фильме. Затем мелькает имя Лилиан Лэйн, а дальше — Леонарда и Карлтона Миллеров, отчего-то в одном кадре, а за ними — уже все подряд, включая всех тех, кто на то время был в Рейнор-Лодж. Здесь и Доди Ньема, и Кефа Никема. И Томба «Бвана Бум» Миленге. Менелик Абдисса был упомянут как отвечающий за снабжение на съемках второй части. Затем ее собственное имя: Мара Сатерленд, дублер мисс Лэйн. Последовали благодарности, а затем финальная строка титров заполнила весь экран: «Снято в Танзании, Восточная Африка».
Музыка затихла, экран потемнел. Не в силах оторвать взгляд от черного квадрата, Мара чувствует себя так, будто вглядывается в собственную жизнь, где все так же недосказано, как в кино. Кажется непостижимым, что еще минута-другая — и она будет на залитых солнцем улицах Занзибара спешить по своим делам. Ее пальцы сжимают спинку впередистоящего кресла. Мара роняет голову на руки и, более не сдерживаясь, дает волю слезам, размазывая их по лицу.
Какое-то время она сидит неподвижно, закрыв глаза. Перед ее мысленным взором картины из фильма. Все это происходит через год после того, как съемочная группа — и Питер — нежданно-негаданно появились в Рейнор-Лодж. За этот год произошло многое. Смерть Джона. Рождение Джесси. Приезд Лорны. Возрождение старого приюта. Столько всего случилось, и все же воспоминания годичной давности не оставляли ее, словно все это было вчера. Все-таки правильно, что она решила посмотреть фильм без посторонних. Очень скоро его будут показывать в Кикуйю. Ей придется смотреть его снова, а вокруг будут знакомые лица. Впрочем, за свою роль в кино она была спокойна — как и обещал Леонард, все кадры с ее участием были вмонтированы в ленту так, что не вызывали ни малейших подозрений, что в кадре мог быть кто-то другой, а не Лилиан. О том, что произошло на самом деле, посторонним узнать не дано. По крайней мере до тех пор, пока Мара сама себя не выдаст. Подняв голову, Мара смотрела на красную штору, закрывавшую экран. Хотелось просто сидеть здесь, в тихой темноте, скрываясь от реальности.
В тысячный раз она спрашивала себя — хотела бы она никогда не встречать Питера? Никогда не влюбляться в него? Стоили драгоценные воспоминания той боли, что она испытывала, отпустив его, или тоски по нему? Или осложнений, возникших в их с Джоном отношениях? Стоило ли все это тех мук, которые она сейчас испытывала?
Мара знала, что стоило. Это чувство было глубоко внутри нее, такое сильное. Что бы ни сулило будущее, она знала, что любовь к Питеру поможет ей выдержать.
Семя. Спящий вулкан.
Мара поставила стакан, расплескав коньяк на пальцы. Потом долго рассматривала скатерть. Тело одеревенело. Она внезапно поняла, что сделал Питер, приехав сюда и найдя ее. Он сорвал аккуратную обертку, покрывавшую прошлое. Теперь же освобожденное прошлое озарилось ярким светом, призывая семя снова к жизни.
Появилась Шанталь с кофеваркой. Мара встала, отодвинув стул.
Шанталь удивленно взглянула на нее:
— Что-то не так?
— Мне нужно идти, — сказала Мара.
Шанталь озабоченно нахмурилась:
— Ты в порядке?
— Да.
Хозяйка подняла брови:
— Расскажешь как-нибудь, что происходит?
— Расскажу, — пообещала Мара.
Последнюю фразу она произнесла уже на ходу.
Она крутила педали велосипеда, время от времени резко поворачивая, чтобы не налететь колесом на внезапную выбоину. Она проехала мимо старого пансиона в колониальном стиле, где, как она знала, хозяева предоставляли такую немаловажную для путешественников услугу как завтрак. Не останавливаясь, Мара взглянула на парковку у главного входа, но та была пуста. Следующим пунктом были меблированные комнаты для отдыхающих, появившиеся в поселке совсем недавно, но и на тамошней небольшой стоянке взятого напрокат автомобиля не оказалось. Как не оказалось его и у мотеля. Уже обливаясь потом, несмотря на ночную прохладу, Мара свернула в сторону дома отдыха. Несмотря на поздний час бар был открыт — в освещенных окнах, словно в театре теней, мелькали молчаливые силуэты. Машин здесь было гораздо больше: в основном рыбацкие пикапы, или, как их здесь называли, «юти», была пара-тройка старинных «универсалов», покрытых въевшейся в краску пылью, один фургон, судя по номерам, из Квинсленда, и даже бывший армейский джип. Вот и все.
Больше искать было негде, и Мара свернула на дорогу, ведущую к дому. Надо как-то пережить эту ночь и дождаться утра, а утром Питер приедет сам. Правда, убеждала она себя, неизвестно еще, как он, да и Мелани, восприняли бы столь поздний визит. Да и что бы она сказала, заявившись едва ли не за полночь? Тем не менее, поднимаясь в гору, Мара чувствовала, как у нее все больше холодеет внутри. А что, если до завтра Питер передумает и не приедет?
А что, если они и вовсе не увидятся, никогда-никогда?
Вписавшись в последний поворот, Мара вцепилась в руль так, что едва не свело пальцы — на обочине прямо у ее дома стоял автомобиль. На какой-то миг она сбилась, а затем, встав на педали, помчалась вперед. С разгона влетев в поворот на подъезде к дому, не сбавляя скорости, Мара пронеслась по узкой тропинке, что вела к входной двери, и, затормозив у самого крыльца, бросилась по ступенькам внутрь, уронив велосипед.
Одного взгляда в освещенную лунным светом жилую комнату было достаточно, чтобы понять — там никого нет. Мара выбежала на задний дворик, озираясь по сторонам. В лунном сиянии ее участок, взбирающийся по склону холма, казался настоящими джунглями, отлитыми из серебра. Кусты алоэ с затейливо изогнутыми листьями в обрамлении тонких шипов и стрелами стеблей выглядели так, словно вышли из-под руки искусного ювелира. Все замерло в дреме, не нарушаемой даже легким дуновением ветерка. Лишь издали доносилось уханье совы и неумолчно шумел океан. Окинув взглядом сонный сад, Мара побрела обратно к дому. Она пересекла веранду, закрывавшую входную дверь от непогоды, прошла к открытой ее части.
Стоя к ней спиной, Питер смотрел на море. Он обернулся на звук шагов.
— Мара.
Она замерла. Открыла было рот, но только посмотрела на Питера. Сейчас, найдя его, она уже не знала, что сказать. «Он все еще кому-то принадлежит», — думала она.
— Мы договорились, что никогда не увидимся снова, — наконец выдавила Мара. — И придерживались этого все эти годы. — Она покачала головой. — Но раз уж ты здесь…