— Да, саиб!
— Ступай. Доклад перед выездом из Лашкара. Возможно, будет уточнение задачи.
— Я все понял.
Мирзади махнул рукой, и Валид Самар, пятясь, вышел из кабинета главаря террористической организации.
В скором времени он уже ехал в брошенный населением после землетрясения кишлак Лашкар, где находилась база боевиков Мирзади.
В 2 часа утра Самар вызвал по спутниковой станции на связь главаря террористической организации. Мирзади был на ногах, находился в своем кабинете и тут же снял трубку:
— Да!
— Это Валид.
— Что случилось?
— Ничего, саиб, хотел доложить, что мы начинаем выдвижение к Малияру.
— Мы как договаривались поддерживать связь? Когда ты должен был выйти в эфир?
— Как только группа будет готова к нападению на госпиталь.
— А сейчас какого шайтана звонишь? Или ты считаешь, что я не знаю обстановку на базе? Меня интересует то, что происходит у госпиталя.
— Там стало спокойней.
— Валид?! Действуй по плану!
— Понял, саиб, еще раз извините.
— Удачи.
Мирзади отключил станцию и проворчал про себя:
— Столько воюет, а к дисциплине не привык. Или, может, освоив импортную станцию, на которую подчиненные смотрят как на чудо, показывает, насколько он умнее их?
Забрав кейс спутниковой станции, сидевший впереди на месте старшего в первом внедорожнике Самар передал чемодан Вели Худайназару, человеку уже пожилому по местным меркам, за пятьдесят лет, бывшему сержанту Советской армии еще во времена оккупации Афганистана русскими Назаренко Виктору Петровичу. Интересно, подумал он, сам Худайназар, исполнявший в группе роль палача, как и наемник из Англии Клиф Роклер, помнит свое настоящее имя? Впрочем, имя-то, конечно, помнит, а вот об остальном, что касается той молодой жизни, вряд ли. Да и кроме предательства ему и вспомнить нечего. А вообще, какая разница, что вспоминает или не вспоминает Вели Худайназар? Именно под этим именем он живет в Афганистане тридцать лет из пятидесяти.
Худайназар принял станцию, спросил:
— Ее за сиденье поставить?
— Нет, держи в руках, она еще понадобится. Ты отвечаешь за ее сохранность.
— Но я в ней ни черта не понимаю.
— Ты был когда-нибудь в банке? — неожиданно спросил Самар.
— В банке? Ну был, в Кабуле.
— Видел у входа охранников?
— Конечно, видел.
— А теперь скажи мне, чтобы охранять банк, надо знать, как он работает?
— Нет!
— Со станцией то же самое. Ты сбереги ее, остальное — не твое дело.
— Слушаюсь.
Три «Тойоты» и два «Ниссана» с семью боевиками вышли за пределы брошенного кишлака Лашкар и взяли курс на Малияр, к небольшому хребту, за которым и находился кишлак с госпиталем Красного Креста.
К вечеру субботы суматоха там пошла на убыль. Пострадавших в автомобильной катастрофе местных жителей разместили в просторных палатах лечебного модуля. Только что закончила операцию французская бригада медиков, российские врачи еще продолжали бороться за жизнь сильно изувеченной молодой женщины.
Из операционного блока, сняв перчатки и повязку, вышла медицинская сестра французской бригады, Гути Дали, единственная женщина-медик из Афганистана, а точнее, из поселка Вахар. К ней тут же подошел двадцатитрехлетний бельгийский лейтенант Дан Бонген, командир подразделения охраны госпиталя.
— Наконец-то я вижу тебя, Гути.
— Извини, Дан, столько выпало работы после катастрофы. Только что закончили операцию мальчика из моего селения. К сожалению, пришлось ампутировать ногу. Каково ему теперь будет без ноги? Семья бедная, а тут еще инвалид.
— А страховка?
— О чем ты говоришь, Дан? Здесь тебе не Европа.
Молодые люди говорили на английском языке, которым неплохо владели.
— Что поделать, Гути, раз авария. Несчастный случай.
— Жалко мальчишку. Вырос бы, женился, жена нарожала бы ему детей, и жили бы спокойно и счастливо.
— Кто знает, Гути, может, он стал бы боевиком в отряде талибов и тогда убивал бы ни в чем не повинных людей.
— У нас в Вахаре мужчины не служат талибам.
— Да, слышал, они симпатизируют русским.
— Они симпатизируют всем, кто не заражен безумной идеей человеконенавистничества.
— Ты не только хорошая медсестра, но и агитатор.
— Я, Дан, не оратор, не женское это дело. Женщина должна оберегать семейный очаг, рожать детей, ухаживать за ними и мужем, вести хозяйство.
— Знаешь, что мне нравится больше всего из сказанного тобой? — улыбнулся Бонген.
— Что?
— Ухаживать за мужем.
— Ты все шутишь!
— Я вполне серьезно. Ты устала, наверное?
— Да, надо отдохнуть, утром предстоят еще две операции.
— А русские?
— Русские сейчас заняты, у них тоже работы хватает.
— Сейчас у всех хватает работы. А у меня для тебя приятный, надеюсь, сюрприз, — произнес лейтенант Бонген.
— Да? И какой?
— Сегодня меня вызывал на связь командир, передал, что завтра подразделение будет заменено на французов. Мне положен отпуск. Так что завтра, Гути, у тебя последний рабочий день в этом госпитале, если, конечно, ты не передумала выйти за меня замуж.
— Но, Дан, а как же врачи без меня? — растерялась девушка.
— Тебе быстро найдут замену. Я уже говорил с начальником госпиталя. Майор Басам Будури сказал, что возьмет медсестру из миссии Красного Креста в Кабуле. А мы с тобой, дорогая, полетим в Бельгию.
— Это так неожиданно.
— На то и сюрприз. Хотя, честно признаюсь, я тоже не ожидал, что нас заменят. Думал, минимум месяц еще здесь сидеть.
— Дан, ты же прекрасно знаешь, что я не могу выйти за тебя замуж без разрешения отца. Нам сначала надо поехать в Вахар.
— У меня другое предложение. Мы сделаем это после отпуска. У нас как раз будет для этого время. Мой контракт заканчивается, и надо забрать документы на увольнение, а потом поедем в Вахар.
— Моим родственникам не понравится, что я без разрешения уезжала с мужчиной из страны. Даже не могу представить, как они на это отреагируют.
— Мы можем сделать все проще. Уехать в Бельгию, там зарегистрировать брак и пригласить твоего отца и ближайших родственников, они вообще могут переехать жить к нам.
— Нет, отец не согласится.