– Открой дверь! – рявкнул Клан.
Доктор открыл дверь. Ветер, бушевавший вокруг ТАРДИС, ударил ему в грудь, и Доктор отступил назад.
Клан подошел и встал на пороге.
– Как темно!
– Естественно. Это же самое начало. Света еще нет.
– Сейчас я выйду в пустоту, – сказал Клан. – И ты меня спросишь: «Который час?» И я отвечу – отвечу сам себе, и тебе, и всему Творению: «Час в самый раз для Клана! Час, когда Клан воцарится над миром и возьмет верховную власть. Час, когда во вселенной не останется ничего, кроме меня и того, чем я буду кормиться. Час, когда владычество Клана станет безраздельным и вечным, на все времена».
– На твоем месте я бы этого не делал, – сказал Доктор. – Ты еще можешь передумать.
Клан сорвал с себя маску Эми Понд и швырнул ее на пол ТАРДИС.
– Доктор, – донесся его голос из гущи червей, копошащихся на месте лица. – Спроси меня, который час.
– У меня есть идея получше, – возразил Доктор. – Я сам скажу тебе, который час. Слушай внимательно: никоторый! Времени еще нет. Абсолютный Ноль Часов. Микросекунда до Большого Взрыва. Мы не в Начале Времен. Мы – за миг до Начала.
– Повелители Времени действительно не любили доводить дело до геноцида, – продолжал он. – Я и сам не сторонник радикальных мер. Нехорошо уничтожать потенциал – так я считаю. Что, если в один прекрасный день на свет появится хороший далек? Что, если… – Доктор махнул рукой, помолчал и добавил: – Пространство огромно. А время – еще того больше. Я мог бы помочь тебе найти такое место, в котором твоя раса жила бы хорошо. Но там, на Земле, была девочка по имени Полли, которая забыла в старом доме свой дневник. И ты убил ее. Это была ошибка.
– Ты ведь ее даже не знал, – возразил Клан, делая шаг в Пустоту.
– Она была ребенком, – сказал Доктор. – Каждый ребенок – это чистый потенциал. – Крученый какбишьеготам, подвешенный к приборной панели, задымился и заискрил. – У тебя больше не осталось времени, Клан. В буквальном смысле слова. Потому что Время начнется только после Большого Взрыва. А если хоть какую-то часть существа, обитающего во времени, вынести за пределы времени, то все это существо… ну, скажем так: устранится из общей картины.
И тут до Клана дошло.
До него дошло, что в данный момент все Время и Пространство – лишь крошечная частица, меньше атома. И пока не пройдет эта микросекунда, пока эта частица не взорвется, не будет ничего. Вообще ничего. И он, Клан, находится по другую сторону от этой микросекунды.
Шагнув в эту Пустоту, он сам отрезал себя от Времени, и теперь все остальные части Клана исчезали, потому что теперь их не было никогда. Волна небытия прокатилась через новую реальность, поглощая их всех без остатка, и То, что в иной реальности было Ими Всеми, содрогнулось и испустило вопль.
В начале – то есть до начала – было слово. И слово было: «Доктор!»
Но дверь уже закрылась, и ТАРДИС исчезла – безвозвратно. Клан остался один, в пустоте до сотворения мира.
Навеки один, в одном-единственном мгновении, когда Время еще не началось.
VIII
Молодой человек в твидовом пиджаке обошел по кругу дом, стоящий в самом конце Клейвершем-роу. Потом постучался в дверь, но никто ему не открыл. Тогда он вернулся в синюю будку и осторожно подкрутил самое маленькое колесико на приборной панели: переместиться разом на тысячу лет куда проще, чем на одни сутки.
Еще одна попытка.
Он чувствовал, как сплетаются и расплетаются вновь нити времени. Время – сложная штука: не все из того, что произошло, действительно происходило. Это понимают только Повелители Времени, но даже и они полагают, что описать это невозможно.
В саду перед домом на Клейвершем-роу появилась заляпанная грязью табличка: «Продается дом».
Молодой человек постучал в дверь.
– Привет, – сказал он. – Ты, должно быть, Полли. Я ищу Эми Понд. Ты, случайно, ее не видела?
Девочка с волосами, завязанными в хвостики, посмотрела на Доктора с подозрением.
– Откуда вы знаете, как меня зовут? – спросила она.
– Просто я очень умный, – совершенно серьезно ответил Доктор.
Полли пожала плечами, повернулась и пошла в дом. Доктор последовал за ней, с облегчением отметив про себя, что меха на стенах больше нет.
Эми сидела на кухне, пила чай с миссис Браунинг. Из дальнего угла тихонько мурлыкало «Радио-Четыре». Миссис Браунинг рассказывала Эми о своей работе и о том, как нелегко приходится медсестрам, а Эми отвечала, что ее жених – санитар в больнице, так что она знает об этом все и очень хорошо ее понимает.
Когда Доктор показался на пороге, она вскинула голову и посмотрела на него долгим взглядом. «Тебе придется многое мне объяснить», – говорил этот взгляд.
– Так я и знал, что в конце концов найду тебя здесь, – сказал Доктор. – Если не сдамся и буду продолжать искать.
* * *
Они вышли из дома на Клейвершем-роу и направились к синей полицейской будке: та стояла в конце улицы, на лужайке под каштанами.
– Постой! – сказала Эми. – Эта тварь собиралась меня сожрать. А в следующую секунду я уже сижу на кухне, болтаю с миссис Браунинг и слушаю «Арчерз». Как тебе это удалось?
– Просто я очень умный, – сказал Доктор. Это была хорошая фраза, и отныне он намеревался использовать ее как можно чаще.
– Поехали домой, – сказала Эми. – На этот раз Рори будет там?
– На этот раз там будут все на свете, – ответил Доктор. – И даже Рори.
Они вошли в ТАРДИС. Доктор уже убрал с приборной панели почерневшие останки крученого какбишьеготама. ТАРДИС больше никогда не сможет попасть в миг до начала времен, но, если вдуматься, оно и к лучшему.
Теперь нужно доставить Эми домой… но сначала, пожалуй, стоит завернуть ненадолго в Андалусию рыцарских времен. Там, в одном придорожном трактире на пути в Севилью, Доктору однажды подали самый лучший гаспачо, какой он только пробовал за все свои десять с лишним жизней.
Доктор почти не сомневался, что сумеет отыскать нужное место снова…
– Итак, мы едем домой, – объявил он. – Но сначала – обедать! А за обедом я расскажу тебе сказку про Максимела и трех оргонов.
ДАВНЫМ-ДАВНО, когда деревья умели ходить, а звезды плясали в небе, жила-была на свете девочка. Мать ее умерла, отец взял новую жену, а та привела в дом свою дочку. Вскоре и отец сошел в могилу вслед за своей первой женой, а девочка осталась жить с мачехой и сводной сестрицей.
Мачеха девочку не любила и обращалась с ней плохо, а собственной дочери потакала во всем, хотя та и была ленивой и грубой. Однажды мачеха дала девочке двадцать долларов и послала ее за дозой. «Ступай скорее, – сказала она. – И смотри, по дороге нигде не останавливайся».