— Безмозглая, — прошептала паучиха у самого уха, ее странный потусторонний голос был едва слышен сквозь окружавшую меня вату паутины, но я все же уловила еще одно слово: — Моя…
Проснулась я неожиданно быстро — в незашторенное окно еще светили лучи закатного солнца — и в прекрасном настроении. Потянувшись, обнаружила, что Хайда не только укрыла непутевую хозяйку покрывалом, но и не поленилась вытащить из моих волос шпильки и стянуть жакет и брюки. Туфли, кажется, я все же сбросила сама. Задравшийся рукав блузки обнажил предплечье с алым обручем мэйма. Все воодушевление тут же как волной смыло.
Я поднялась и перебралась в кресло, к столику, на котором сиротливо возвышался давно остывший заварник. Холодная, слишком настоявшаяся ромашка была невкусной, но приятно освежала горло и голову. Избавившись от вызванного истощением отупения, я несколько яснее взглянула на все произошедшее за последние сутки и по-другому оценила увиденное.
Грэгори был зол. Я не сумела определить этого сразу, хоть и видела его таким несколько раз. Не со мной, с другими. Застывшее лицо, ледяные глаза и подчеркнутое обращение исключительно по имени, без его шутливых эпитетов. Он не просто злился, он был зол на меня. И это было странно…
Конечно, я исчезла не предупредив, но разве это причина для столь сильной реакции? По условиям нашего договора я имела полное право устраивать свою личную жизнь, естественно не привлекая излишнего, большего, чем обычно, внимания и не закатывая скандалов. Ведь предполагалось, что однажды я могу встретить настоящую, а не мимолетную любовь, и потребовать развода. Да и у супруга были аналогичные возможности. Более того, насколько я знала, он ими довольно активно пользовался. Так откуда была эта злость?
Или это усталость сыграла со мной дурную шутку, исказив реальность?
Как бы там ни было, придерживаться выбранной линии поведения показалось мне самым разумным. Ни слова о ключе, ни звука о магах — я просто немного увлеклась прогулкой по магазинам.
Дверь тихонько скрипнула, впуская недовольно поджимавшую губы кайру.
— Проснулась, гулящая? — прошипела она и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Тебя там хозяин к ужину ждет.
Пожалуй, ни разу до этого я так не терзалась выбором, что надеть и как причесаться, как перед этой домашней трапезой. А ведь никогда ранее меня не волновало, в каком виде предстать перед супругом — в халате и с гнездом спутанных волос на голове или же в изысканном вечернем туалете и драгоценностях. Какая разница, если мне было совершенно безразлично, какое впечатление я на него произведу? Было… ровно до того вечера.
Пометавшись по комнате от шкафа к зеркалу и обратно, я наконец решила, что простые брюки и старенький свитер создадут наиболее подобающий облик и помогут выглядеть убедительно. Небрежно заплетенная коса, перекинутая через плечо, должна была поспособствовать успеху выбранной роли. К разговору с мужем я готовилась так, как не готовилась ни к одному свиданию. И конечно же промахнулась.
Грэгори, восседавший во главе сервированного стола в тщательно отглаженном костюме, настолько же не соответствовал моему обыденному наряду, насколько золотое колье не подходит к заштопанным шерстяным носкам. Я мгновенно, в дополнение к волнению, почувствовала себя неловко.
— Добрый вечер, сонливая моя, — поприветствовал меня супруг, как ни в чем не бывало отставляя бокал и поднимаясь.
— Добрый!
Я так и застыла на пороге, ошарашенная парадным обликом мужа и его неожиданно благожелательным настроением. Брэмвейл, подойдя, небрежно чмокнул меня в висок и усадил за стол, после чего вернулся на свое место. Все мои намерения стойко отрицать свою вину и возмущаться в ответ на любые обвинения вдруг стали совершенно неактуальны.
— А-а-а… А ты не злишься? — спросила я с некоторой робостью.
— Злюсь, — невозмутимо отозвался супруг. — Что тебе положить?
— Мне все равно, — ответила я растерянно.
— Попробуй жаркое, — положив кушанье на мою тарелку, предложил Грэгори и безо всякого перехода продолжил: — Я очень, очень зол.
— Не заметно, — буркнула я себе под нос, внимательно изучая лицо мужа.
— На себя зол, — пояснил он. — Я наивно полагал, что ты достаточно доверяешь мне, чтобы ставить в известность о своих планах.
— Я…
— Я волновался, Эль, — оборвал меня муж. — Особенно когда, не обнаружив тебя, отправился в Чарди-мол, где лэй Марвейн любезно сообщила мне, что ты покинула ее дом, не задержавшись в нем и часа.
— Прости, — жалко выдавила я.
— А вот к полуночи я волноваться перестал, — наполняя мой бокал, поведал муж: — посетив все больницы и проверив сводку происшествий, я уже не просто переживал, где ты, а гадал, жива ли ты вообще.
Я молчала, уставившись в тарелку. Начинать оправдываться не хотелось. Да и что я могла на это ответить? Что рассчитывала вернуться раньше, чем меня хватятся? Конечно, можно было рассказать правду, но отказаться от Коши и связанных с ним планов я была не готова, несмотря на захлестывающее чувство вины.
— Прости, я не думала…
— Не думала, что после получения письма с сюрпризом от неизвестного «доброжелателя» нужно быть осторожной? Или что, отправляясь в объятия любовника, неплохо бы предупредить об этом супруга?
— Какого еще любовника? — возмутилась я.
— Полагаю, Виттэрхольта? — предположил Брэмвейл. — Или ты уже успела сменить объект страсти? Эльза, милая, — вздохнув, продолжил нотацию муж, — я верю, что, уходя утром, ты ничего такого не предполагала, но в следующий раз просто пришли записку. Еще одной подобной ночи мои нервы не выдержат.
Все заготовленные фразы куда-то улетели, уступив место чувству вины. Умом я понимала, что ночное происшествие от меня мало зависело, что вернуться домой было не в моей власти, но все равно ощущала себя чудовищем. Жестоким избалованным существом, заставившим переживать понапрасну и бесконечно разочаровавшим единственного близкого человека.
Наверное, последнее было наиболее болезненным — утратить доверие мужа вдруг показалось мне самым ужасным, что вообще могло со мной случиться. Все вчерашние приключения показались неимоверной глупостью и нелепостью, которой непременно нужно поделиться. Ведь Грэг поймет, простит, поможет… Кто, если не он?
Я набралась решимости и уже почти открыла рот, чтобы признаться во всем: от своих подозрений и подслушанного разговора до кошмара с калфами и напугавших двусмысленностей лекаря, но тут муж поднялся и направился ко мне. Я замерла, не зная, чего ожидать, но Грэгори всего лишь остановился рядом и, запрокинув мою голову, принялся рассматривать лицо.
— Постарайся отдохнуть как следует! — наконец резюмировал он, погладив подушечкой большого пальца кожу под глазом. — У тебя все еще очень усталый вид. Поговорим завтра! — С этими словами он наклонился, коснулся губами моего лба и шагнул к выходу.