Все это время его жена беспомощно стояла в проходе. Она не произносила ни звука, переключая внимание с одной медсестры на другую, а потом снова на мужа. Лицо ее исказила тревога.
Потом прибыли санитары, и медсестра, которая дышала мужчине в рот, отстранилась. Взглянув на них, она покачала головой – коротким, но многозначительным жестом. Ничего хорошего.
Санитары сумели занести носилки сбоку, положили на них больного и быстро унесли на более просторное место у дверей вагона. Несколько стоявших там пассажиров посторонились. Лу увидела кислород, дефибриллятор, лекарства – инъекция, потом крик «Отойдите!», и санитары ударили его током.
Никакого результата.
Еще раз.
Никакого результата.
Еще раз.
Опять никакого результата.
Все в вагоне замерли. Это была не просто нездоровая зачарованность, а неспособность понять, что происходит. Все испытали настоящий шок. Что теперь делать? Но кондуктор неправильно понял, что означают отвисшие челюсти и вытаращенные глаза пассажиров, и – то ли из сочувствия к мужчине и его жене, то ли из желания взять ситуацию под контроль, не важно, – пролаял достаточно громко, чтобы все услышали:
– Будьте любезны, все немедленно покиньте вагон.
Лу собрала свои вещи – мобильник, айпод, рюкзачок, она была благодарна, что ей предоставили возможность уйти. На столике осталась книжка мужчины – пожалуй, она ему уже не понадобится. Лу застегнула молнию на куртке, подняла капюшон и направилась через двери на улицу, под дождь.
Из репродуктора последовало новое объявление, на этот раз требование, чтобы все пассажиры покинули поезд, и совсем скоро Лу окружили люди, озадаченные и смущенные выходом на незнакомой станции.
* * *
Анне пришлось потолкаться, чтобы суметь раскрыть зонт. На платформе было тесно, но, черт бы ее побрал, если она намочит волосы или случится что-нибудь еще – она терпеть не может, когда хоть слегка растрепана, а так и будет, если не быть осторожной. Сегодня это было бы особенно досадно, поскольку она специально встала рано, когда на улице была еще кромешная тьма, чтобы вымыть голову и высушить волосы феном. Сегодня на работе совещание, нужно выглядеть отлично. Слава богу, Анна достаточно высокого роста, а ее зонт открывается автоматически, одним нажатием кнопки – бац! Она поднимает его над толпой, и – ура! – ее волосы в порядке.
Рядом с ней полная пожилая женщина, а чуть впереди Норман Роквелл.
– Ну, и какого черта нам теперь делать? – спрашивает он.
– Подадут автобусы, – говорит пожилая женщина.
Анна не знает, откуда женщина это взяла – такое случается не каждый день, – но верит ей на слово.
– Но откуда им взять столько автобусов, чтобы все поместились?
Ее мысли едва поспевают за событиями.
– Наверное, придется пригнать из Брайтона, – говорит Норман.
– Черт побери! – вмешивается четвертый голос – это девушка-готка, стиснутая толпой за спиной у Анны. – На это уйдет несколько часов. Я сдаюсь. Еду домой.
«А я не могу», – думает Анна. Если бы могла! Но ее клиенты специально приехали на презентацию; кроме того, если она не доберется до офиса, ей просто не заплатят, а она главный добытчик в доме.
Независимо от того, кто будет ждать автобусов, а кто поедет обратно в Брайтон, всем придется прилично потолкаться. Выход и противоположная платформа находятся за пределами навеса, в дальнем конце станции, где видны обшарпанные стены и ободранные рекламные плакаты. Нужно спуститься на несколько ступеней по лестнице.
Толкотня плеч и локтей – некоторые упорно говорят по телефону или набирают сообщения, что только замедляет движение, и потому кажется, что проходит целый век, прежде чем они спускаются по лестнице мимо билетной кассы и выходят на улицу.
Здесь Анна задерживается, чтобы осмотреться и оценить ситуацию. Зрелище нелепое – несколько сотен человек на таком небольшом пространстве. Местечко крохотное – здесь даже нет настоящего здания станции, а лишь небольшая билетная касса на лестнице. Хотя, наверное, по всей стране сотни таких станций, они вряд ли проектировались для массового исхода всех пассажиров поезда из десяти битком набитых выгонов. Здесь даже нет настоящей автомобильной стоянки. И Анна не видит никакой автобусной остановки, не говоря о самих автобусах.
Вляпалась.
Но в этот самый момент, разбрызгивая колесами лужи, к ней подъезжает белый «форд мондео». Такси. На короткое мгновение Анна тушуется и думает: «Поди ж ты, кто-то вызвал машину, как здорово всё организовали», но вскоре понимает, что, скорее всего, никто ничего не организовывал, а просто это железнодорожная станция, хотя и маленькая, так что здесь вполне могло оказаться такси. На крыше машины горит табличка – такси свободно. Толпа бросается вперед, все хотят занять место в автомобиле. Но задняя дверь прямо рядом с ней. Анна открывает ее, заглядывает и спрашивает водителя:
– Вы свободны?
Одновременно открывается противоположная дверь, и Анна видит отороченный мехом капюшон и встревоженное лицо.
– В Хейворд-Хит? – спрашивает другая женщина.
– Рада поделиться, – предлагает Анна.
– Как угодно, – согласно хмыкает водитель. Ему все равно. Тариф есть тариф.
Не дав ему времени передумать, обе женщины садятся в машину.
08 ч. 30 мин.
Анна шумно выдыхает:
– Уф!
По крыше машины барабанит дождь, словно говоря: как же вам повезло!
– Настоящая удача, – говорит женщина в парке, откидывая капюшон и ловким движением стряхивая с плеч рюкзачок.
Она небольшого роста и гибкая и, похоже, опытна в подобном упражнении.
– Бедный дядька, – говорит она, откидываясь на спинку.
– Что с ним? – спрашивает Анна.
– Сердечный приступ, – отвечает женщина в парке.
– Он умер, как вы думаете?
– Боюсь, что да.
– О, боже!
– Знаю, ужасно. Он с женой ехал.
– Откуда вы знаете?
– Я сидела рядом с ними. С другой стороны прохода.
– Черт возьми! Наверное, ужасно это видеть.
– Да, – кивает женщина в парке.
«А я там жаловалась на задержку», – упрекает себя Анна. Готка была явно права. Разве так важно, что я немного опоздаю на работу? Она озвучивает свои мысли:
– Вы бы предпочли умереть не совсем так, верно? Лучше умереть, запуская змея со своими внуками, или на каком-нибудь торжестве, или что-нибудь такое. Не в утреннем поезде.
– Эй, леди, – перебивает ее водитель, не давая продолжить. Он слушает потрескивающий искаженный голос по радио. – Ехать в Хейвардс-Хит нет смысла. Очевидно, все поезда стоят. Всё встало.