– К злому волшебнику! – догадался брат-простак.
– Вовсе нет! – удивилась птица. – Как раз наоборот – к доброму волшебнику! Завелся у нас один такой. Добрый волшебник! Кто с чем ни обратится, всем берётся помогать. А от его помощи чёрт знает что выходит. Так случилось и со мной. Меня, нежную беззаботную пташку, купил у птицелова тот самый певец. Посадил в плетёную клетку и отнёс к этому добряку-волшебнику и сказал ему: «Желаю петь таким же нежным голосом! И, как эта птичка, день-деньской выводить вот такие же радостные трели без устали и заботы!»
Вспомнив это, птичка всплакнула, но продолжила:
– Правда, сначала тот волшебник пытался уговорить оставить эту безумную затею. Но… певец не желал отказаться от задуманного! И добрый волшебник, хоть и был против таких грубых превращений, но по глупой своей доброте был совершенно не в силах никому отказать. И в этот раз ему показалось, что легче уступить настойчивой просьбе певца-неудачника. И… поменял наши голоса. Мой нежный заливистый птичий голосок – на его грубый голос. Певец был очень доволен и в благодарность подарил меня волшебнику, а тот посадил меня в клетку, в которой я сидела, чтобы грубым голосом ругать каждого, кто приблизится к его замку. Выкрикивать всякие бранные слова и прогонять просителя прочь, уверяя, что доброго волшебника нет дома. В то время как певец, одарённый моим дивным голосом, блистал на подмостках в театрах и концертных залах, утопая в роскоши. Билеты на его концерты стоили очень дорого. Ещё бы, такая диковинка. Мужчина представительной внешности распевает, как птичка, хрустальным голоском различные арии из концертных опер и оперетт. Публика буквально на руках его выносила после каждого концерта.
Но кончилось всё весьма плачевно и для певца. Он был приглашён на концерт в далёкую заморскую страну. Деньги за эти гастроли посулили ему огромные. Недолго думая, он принял выгодное приглашение и отправился в путь. Переплыть океан показалось ему столь заманчивым приключением, что мрачные опасения просто не пришли ему на ум. Посередине его океанского путешествия разыгрался ужасный шторм. Корабль разлетелся в щепки. Его едва живого выбросило на берег, и… он попал в плен к африканским дикарям. Избалованный публикой, желая пробудить расположение и встретить сочувствие к своей беде, певец запел. Вернее, засвистал, увидев приближающихся разъярённых дикарей. И действительно, их лица осветила улыбка. Но кто-то из них тотчас же ловко набросил на него плетённую из лиан сеть. С тех пор он сидит в большой плетёной клетке. Он гордость и диковинка вождя еще не известного науке племени. А когда ему не поётся, чтобы заставить его засвистать и защебетать весенней птичкой, кто-нибудь из слуг немилосердно колет его копьём. И он щебечет, проклиная день и час, когда впервые ему захотелось петь как птичка.
Я так устала от посетителей, пытающихся заставить доброго волшебника осуществить их желания, ведь я должна была своими страшными ругательствами отгонять их от ворот его замка. Я устала уверять посетителей, что доброго волшебника нет дома. Так вот однажды я использовала мгновенное замешательство волшебника, когда, насыпая мне корм и меняя воду в клетке, он оставил дверцу клетки открытой… Словом, вот я на свободе! Но, оказавшись на свободе, я обнаружила, что так растолстела от вкусного корма, которым угощал меня волшебник, что совершенно разучилась летать и самостоятельно кормиться. А мой грубый голос распугивал собратьев, не говоря уж о весенних кавалерах. О! Я так одинока! Я так страдаю!
Больше она не смогла произнести ни слова. Она рыдала, не останавливаясь ни на минуту. Глядя на птичку, брат-простак задумался:
– Наверное, я схожу с ума! Мало мне говорящей птички, так кто-то ещё где-то совсем рядом, словно дразнясь или подпевая, тоже плачет. Но женским голосом!
И он посмотрел в ту сторону, откуда доносился плач. И ему стало легче на душе, потому что плакала не какая-нибудь злая медведица, а женщина. Обыкновенная женщина, плачущая в чаще леса. Она плакала и причитала:
– Да! Да! Он говорил: «Я добрый, я добрый волшебник!» Хуже любого злодея этот добряк! Как я понимаю тебя, бедная птичка!
И, раздвинув кусты, на поляну вышла женщина. Её лицо так распухло от слёз, что и понять было невозможно – молодая она или старая, дурнушка или красавица, богатым или бедным было когда-то её платье, уж так оно было ободрано от долгого блуждания по лесу. И безобразно стоптанная обувь ничего не могла рассказать о своей хозяйке. Одно было ясно, что надолго какая-то беда загнала в лес подальше от людей её хозяйку.
– Эта бедная птичка говорит чистую правду! Этот добряк, добрый волшебник, страшнее любого злодея. Ведь и меня он обидел. Во что он превратил мою жизнь! Была простая девушка, смешливая толстушка. Не то чтобы уродина, а так себе, дурнушка. Парни на деревенских пирушках не замечали меня. Не бросались наперебой звать меня поплясать с ними в задорном переплясе. Я довольствовалась лишь тем, что наблюдала со стороны, как веселятся другие. Но чужая радость не всегда веселит. И вот однажды собрала я котомку, уложив в неё домотканое полотно, испечённые своими руками пирожки, завернула и копчёности, заготовленные на зиму. И со всеми этими гостинцами я отправилась к волшебнику, что поселился в замке и прославился тем, что выполнял просьбы людей, о чём бы его ни попросили. Поэтому люди звали его добрым волшебником.
Пришла я к волшебнику и попросила его сделать меня красавицей. Он долго отговаривал меня, но я сетовала на то, что ко мне никто не сватается, и жестокую эту несправедливость терплю лишь за то, что нос мой груб и широк, щёки не в меру толсты, а маленькие бесцветные глазёнки слишком малы. Я низкоросла и коренаста, руки, мои работящие руки грубоваты. А от смущения смех мой глуховат и кажется порой несколько глуповатым… Но разве я в этом виновата? Да! Я неповоротлива в танце, но проворна в домашней работе. Так почему же я лишена весёлого, доброго и трудолюбивого жениха, который, став моим муженьком, наградил бы меня целой оравой весёлых и здоровых детишек! Как будто не достаточно наказана я уж тем, что не одарили небеса меня ко дню моего появления на этот свет дивной красотой.
Своей красоте я радовалась бы каждый божий день и носила бы её всю жизнь как самое дорогое и красивое платье, подаренное мне свыше. Красота – вот благодать Господня!
И потому уверяла я доброго волшебника, что он, раз уж он добрый волшебник, просто обязан исправить ошибку, допущенную небесами. Он обязан сделать доброе дело, а значит, сделать меня дивной красавицей. Как он ни отнекивался, как ни уверял меня отказаться от этого заветного желания, я была настойчива. Он бегал от меня по залам дворца, прятался за портьерами, всюду я находила его и требовала исполнить моё желание. Словом, сдался старик и сделал меня первой красавицей в наших местах… – горестно вздохнув, сказала она.
– Да ну? А глядя на вас, и не скажешь, что вы красавица, – непроизвольно вырвалось у братца-простака.
– Да! – горестно вздохнула бывшая красавица. – Теперь никто красивой меня не назовёт. Слёзы смыли красоту с моего лица. Когда я вернулась в свою деревню от волшебника, поднялся настоящий переполох. Красота моя взбудоражила всю округу. Парни, едва взглянув на меня, теряли от восхищения голову. Все наперебой приглашали танцевать. Двери моего дома целый день открывались и закрывались за сватами. Меня сватали самые красивые и сильные парни из богатых домов. Но выбрать я никак не могла. Мои прекрасные ярко-синие глаза просто разбегались от невероятного выбора. Я только всплескивала своими изящными белыми ручками и просила женихов дать мне время подумать. И смеялась от счастья своим прекрасным и звенящим, как весенний ручеёк, голоском. Уж так мне хотелось подольше насладиться этим пришедшим в мою жизнь счастьем! По вечерам я беззаботно отплясывала, нисколько не огорчаясь тем, что из-за меня передрались самые лучшие парни в округе.