Я заорал:
– Немедленно выруби телик!
В трубке повисла тишина, потом раздался женский визг, грохот, прорезался другой голос, не Любин.
– Простите, вы приятель Сачковой?
– Близкий друг семьи, – представился я.
– Пожалуйста, сделайте что-нибудь, – затараторила незнакомка, – Любовь Павловна сознание потеряла…
Кириллов нахмурился.
– У Сачковой случился инсульт. Она спустя пару месяцев восстановилась, я ее постоянно поддерживал, и не в деньгах дело. Мне жаль Любу, она не понимает, почему Володя свел счеты с жизнью, а я не имею права ей истину открыть. Вот и вся история. У вас телефон постоянно мигает, кто-то вас упорно разыскивает.
Выйдя от Кириллова, я села в джип и позвонила Роберту с вопросом:
– Искал меня?
– Ага, как дела? – ответил Троянов.
Я рассказала ему то, что услышала от Кириллова.
– Когда приедешь? – поинтересовался компьютерщик.
– Минут через сорок, – пообещала я, – кругом пробки. Шеф на месте?
– Не видел его, – буркнул Роберт и отсоединился.
Я воткнула трубку в держатель, она снова засветилась, на сей раз меня разыскивал кто-то незнакомый, номер в контактах не значился.
– Слушаю, – сказала я.
– Танечка? – спросил женский голос. – Это Рина, хочу поблагодарить вас за чудесный букет. Сегодня утром вышла в столовую, а он стал еще краше.
– Это мне следует сказать спасибо вам за вкуснейший ужин, – ответила я, – очень рада, что композиция пришлась вам по душе. Простите, я не знала о вашей аллергии на лилии.
– Обожаю эти цветы, – лихо соврала мать шефа. – Хорошего вам дня. Надеюсь, вы уже пообедали?
– Еще не успела, – призналась я.
– Скорее поешьте, – заволновалась собеседница, – нельзя на голодный желудок работать. Но если соберетесь перекусить в городе, ни в коем случае не заказывайте рыбу. Ею можно отравиться.
Поблагодарив Рину за заботу, я отсоединилась и тут же ощутила приступ голода. Дорога была забита стоящими машинами. Поток продвигался вперед черепашьим шагом, я проползла метров триста, увидела справа небольшое кафе, перестроилась в нужный ряд и весьма удачно припарковалась напротив входа.
В зале оказалось всего четыре столика, стоящих почти впритык друг к другу. За одним сидели две тетушки, на фоне которых даже я, не самая стройная женщина, казалась тростиночкой. Похоже, совокупный вес посетительниц превышал три центнера.
– Рада приветствовать вас в нашем кафе, – заученно произнесла официантка. – Желаете пообедать или просто чаю попить?
– Хочется нормально поесть, – ответила я.
Девушка положила передо мной кожаную папочку и отошла.
Я начала изучать меню. «Салад с юным редиччио, флайшем чиккена энд табуретом». Я опешила. Это на каком языке? Буквы русские, но понять ничего не могу. И, если не ошибаюсь, слово «салат» имеет на конце «т», а не «д». Так, что у них дальше. «Херринг с цвибелом и ойлой из оливок». В памяти всплыли школьные занятия по немецкому языку. Херринг – это селедка, а цвибель – лук. Ойла, скорее всего, масло. Флайш – мясо. Чиккен – цыпленок, но это уже на английском, который я пыталась освоить в институте. Что такое табурет? Навряд ли в салат настрогали деревянное сооружение на четырех ножках.
Дальше в меню шли супы. «Хаспачча из томато энд крабо» (по желанию) и «Консомэ из ваши с хрустящими крутонами».
– Выбрали? – спросила официантка, возникая у столика. – Не сомневайтесь, мы готовим только из фермерских продуктов первой свежести. Хозяин сам у плиты стоит.
– Меню непонятное, – пробормотала я, – на необычном языке.
– По-русски написано, – удивилась девушка.
– С одним салатом я вроде разобралась, он с редисом, курицей и каким-то мясом, – начала я.
– Беконом, – уточнила официантка, – это фирменный рецепт. Цыпленок суховат, его ломтики шпигуют сальцем и обжаривают. М-м-м. Вилку проглотите, так вкусно. В качестве дрессинга – крем-фреш, взбитый с сочным цитрусом лично из Андалузии.
Я посмотрела на бейджик, прикрепленный к блузке официантки.
– Простите, Марго, кто кого дрессирует и из чего крем?
– Дрессинг, – повторила красавица, – это просто дрессинг. Хи-хи. Так хорошо, когда клиенты веселые, шутят, а то некоторые придут, набычатся, рожи каменные. А вы с юмором. Кто кого дрессирует? Ха-ха.
– Впервые слышу слово «дрессинг», – призналась я.
Улыбка Марго стала еще шире.
– Не москвичка, да? Из провинции? Не стесняйтесь, все столичные жители когда-то фиг знает откуда приехали. Я сама из Ахропольска. Наш хозяин из Урбанска, не бойтесь, все у вас будет хорошо, обвыкнетесь и по-городскому говорить станете. Дрессинг – это растительное масло.
– Нет, – возразила я, – оно, по-вашему, «ойла».
Марго снисходительно посмотрела на меня.
– Ойла простая, без добавок. Дрессинг делается на основе ойлы с добавлением цитрона, приехавшего лично из Андалузии, и табурета.
– Заправка или подливка, – осенило меня.
Официантка кивнула:
– Иес. По-провинциальному так, а по-нашенски, по-столичному, – дрессинг.
– Кто такой табурет? – продолжала я беседу.
– Травка пиканте, выросшая в Мексике, – затараторила Марго, – обладает ярко выраженным пряным вкусом сгоревших дров, ароматом диких лесов и бодрящей силой горных озер. Хозяин эксклюзивно табурет из долины пирамид получает, там колосятся огороды, заведенные еще дикими майя. Наши клиенты от табурета в восторге.
– Понятно, – сдерживая смех, сказала я, – хаспачча – это холодный суп из протертых помидоров. Крабо – обычные крабы…
– Нет-нет, – возразила девушка, – хаспачча у нас раритетная, томаты для нее прибывают из марокканского края, собираются только руками, прямо на плантации садятся в самолет и летят в наш ресторан.
– Думаю, помидоры затруднительно собирать ногами, – не выдержала я.
Но Марго не услышала язвительного замечания.
– Крабо – это не крабы.
– А кто? – удивилась я.
– Крабо живут только в одном озере мира, – заявила Марго, – в нерукотворной красоте Шотландии, на высоте пяти тысяч метров, в кратере вулкана имени королевы Виктории.
– Так они ползают по горам или в озере плавают? – уточнила я.
Собеседница округлила глаза.
– Крабо обитают в подземных пещерах потухшего извержения.
– Ясненько, – протянула я, – а вас ист дас ваши?