Вообще для меня было странным, что на дорогах не было жесткого контроля за движением транспорта и войсковых колонн врага. Ни тебе постов полевой полиции, ни просто проверки документов. Пристроились в хвост колонны снабжения на таких же «Блицах». На наше присоединение к колонне никто не отреагировал, словно так и надо. Ехали себе спокойно по дороге до нужного нам поворота и дышали свежим воздухом, тем более что дождь прибил пыль.
Карта, как всегда, была неправа. Пришлось еще несколько раз выезжать на трассу и искать съезды, двигаться по лесной дороге и высылать поисковые группы, вполголоса костеря штурмана и его экипаж, пока наконец не нашли нужного нам места. Отъехав от трассы вглубь леса, мы остановились на небольшом пятачке. Дождя тут словно и не было. Осмотревшись и выставив охранение, отправили группу Савушкина за ранеными. С ними пошли и егеря, вновь переодевшись в камуфляж. Вскоре из леса в сопровождении штурмана, опираясь на вырезанные из дерева костыли и палки, пришло четверо раненых. Большинству из них требовалась срочная помощь, и не только медицинская. Худые, изможденные, с дрожащими пальцами и подгибающимися ногами, они тем не менее оставались бойцами. Видя наш «прикид», бойцы сначала шуганулись и явно были настроены вломить Смирнову за предательство. Пришлось их успокаивать, выдав коленце «соленых» словечек. Вроде пришли в себя. Михаил принес неутешительные новости. Из четырнадцати раненых в живых осталось только двенадцать. Двое скончались от ран. Все ходячие были здесь, остальные требовали переноски. Позавчера днем к группе присоединилось несколько скрывавшихся в лесу «восточников». Председатель колхоза, девушка-студентка, санитарка областной больницы и трое красноармейцев. Не дождавшись возвращения летчиков, сегодня днем гражданские и двое красноармейцев ушли на хутора искать продукты и до сих пор не вернулись.
Оставив несколько человек для охраны техники, мы на самодельных носилках принялись таскать раненых. Вообще-то это смотрелось сюром. Увешанные оружием люди в советской и немецкой форме сообща перетаскивали по лесу носилки, сделанные из тонких сосен, шинелей и накидок. Когда все раненые были размещены в грузовике, в глубине леса раздался винтовочный выстрел, а затем еще несколько. Стреляли из «мосинки». Колонна ощетинилась стволами, даже раненые подтянули к себе ближе свои костыли. Кто его знает, что там происходит и не прутся ли по дороге враги.
Перед тем как тронуться в обратный путь, нужно было посмотреть, что там происходит. На разведку отправились мы с егерями и снайперами. Бежать пришлось недолго. Всего-то метров двести, когда услышали голоса.
На небольшой полянке разворачивалась драма. Тут находился десяток человек. Шестеро одетых в штатское беспредельничали. Трое, разложив на земле женщину, насиловали ее. Еще двое рылись в нескольких холщовых мешках. Тут же лежала еще небольшая кучка кое-как сложенных вещмешков. Последний, с винтовкой в руках, больше наблюдал за сотоварищами, чем охранял двух гражданских – высокого мужчину и девушку, сидевших, прислонившись к дереву, со связанными сзади руками. Кроме охранника, оружие было еще у троих. У двух насильников, освободивших свои руки и прислонивших винтари к сосне, и «бугая», смотревшего мешки. Под кустом, чуть в стороне, лежали двое в красноармейском обмундировании. Помощь им уже не требовалась. Бандиты чувствовали себя уверенно, даже караул не выставили. Не считать же таковым «лоха» с винтовкой. В том, что это бандиты, я не сомневался. Не верю, что обычный среднестатистический человек способен на такое. Не верю в благородных преступников, с началом войны в один миг ставших правильными, как это любило в мое время показывать телевидение. Наоборот, эта шваль повылазила из всех щелей и стала с еще большим ожесточением заниматься преступным бизнесом. Что мы сейчас и видели, а раз так, то и нам пора отметиться.
Жалеть я никого не собирался. Распределив цели, мы открыли огонь. Все шесть бандитов остались лежать на земле. Выдвинувшись на поляну, освободили пленных и проконтролировали бандитов. Один, тот, что был без оружия и досматривал мешки, оказался живучим. Пуля попала ему в шею по касательной. Правда, не такой он уж оказался безоружный. Этот «фраер» носил револьвер за спиной под пиджаком, засунув ствол за ремень, а нож – за голенище сапога. Невысокого роста, худощавый, коротко подстриженный, с глазами волка, готовый ко всему, он сидел напротив меня и пытался остановить кровь. Допрос был прост и жесток. Я не ошибся. Это действительно были преступники, привлеченные к работам на строительстве аэродрома в Каменце. С началом войны, вырвавшись на свободу, они занялись привычным делом. Грабили местное население и уничтожали одиночных красноармейцев и немцев. Один из напарников был местным и предложил пробраться в Брест. Ничего ценного он мне больше сообщить не мог, а раз так, то и разговор с ним был короткий.
Ни истерик, ни плача от женщин с момента их освобождения я не услышал. Обнявшись, они стояли в сторонке, пока мы зачищали поляну и собирали трофеи. Закусив губы, молчал и гражданский. Не знаю, что на них подействовало – наше неожиданное нападение, освобождение, форма, экспресс-допрос или смерть бандитов. Но они молча выполняли все, что мы говорили. Нагрузив освобожденных вещами убитых, подобрав трофейное оружие и боеприпасы, мы растворились в лесу. Если выстрелы слышали мы, то их мог услышать еще кто-то. Следовало срочно делать ноги. До машин долетели как на крыльях и сразу же завели технику. На выезде с дороги, подобрав егерей, прикрывавших отход, мы рванули в обратный путь.
Наступление ночи встречали дома, в лагере. Тут царило приподнятое настроение. Хоть слегка и приправленное горечью скорби о павших. Их похоронили, как положено, даже салют был, хоть и всухую.
Гражданские были зачислены в санчасть, ухаживать за ранеными. Разговор с ними мы отложили до утра. Надо было дать людям отойти от случившегося.
Уже в темноте состоялось заседание военного трибунала. Его состав слегка изменился. В него вошел старший лейтенант Паршин. Акимов не зря ел свой хлеб. Во время моего отсутствия он организовал дополнительную проверку прибывшего личного состава. К восьми задержанным на хуторе добавилось еще двое. Суду пришлось рассматривать их дела. Сергей зачитывал показания и обвинение, а уж мы принимали решение.
С первыми пятью вопрос был решен сразу. Согласно показаниям остальных бывших пленных, они вели антисоветскую пропаганду и агитацию. То есть нарушили ст. 58 Уголовного кодекса РСФСР в редакции от 8 июня 1934 года:
58-1. Определение контрреволюционной деятельности.
«Контрреволюционным признается всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению власти рабоче-крестьянских советов и… правительств Союза ССР, союзных и автономных республик или к подрыву или ослаблению внешней безопасности Союза ССР и основных хозяйственных, политических и национальных завоеваний пролетарской революции.»
58-1б. Измена Родине со стороны военного персонала: расстрел с конфискацией имущества.
58-10. Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст. 58-2—58-9), а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания влекут за собой – лишение свободы на срок не ниже шести месяцев.