Я вспомнил конец лета того года, когда мне было шестьдесят семь. По приглашению Союза советских писателей я вместе с Сёхэем Оокой посетил СССР и, на обратном пути остановившись в Париже, съездил в Западный Берлин. Помню, как мы с писателем Г. стояли перед Берлинской стеной.
В тот момент, с трудом сдерживая слезы, Г. сказал:
— Эта ужасная стена протянулась аж на сто шестьдесят километров, на ней устроено триста смотровых вышек, да еще вдобавок, помимо этой колючей проволоки, все вокруг густо усеяно минами. И если, допустим, кто-либо из детей или родителей, случайно оказавшихся по разные стороны стены, не сможет получить официального позволения встретиться и попытается перебраться на другую сторону, он неминуемо погибнет.
Г. хотел ударить кулаком в стену, но сдержался и, нахмурившись, сказал:
— У меня у самого есть на Востоке близкие люди, с которыми я хотел бы встретиться, но эта проклятая стена нас разделила. Сколько раз я думал, вот бы стать птичкой или мушкой и перелететь через нее. Но те, кто на Востоке, хоть и такие же немцы, как мы, являются коммунистами, а мы, живущие на Западе, — демократы, поэтому дружба между нами невозможна. Даже близкие люди, пожив на Востоке, невольно начинают смотреть враждебно на людей с Запада, поэтому мы уже смирились с мыслью, что умерли друг для друга.
— Если бы эта стена приносила несчастье только отдельным людям, — продолжал Г. — это бы еще можно было вынести… Но зловещая стена, разделяя надвое считающееся цивилизованным человечество, символизирует весь ужас противостояния двух лагерей — восточного и западного, поэтому с ее существованием невозможно смириться. И наша Западная Германия, и ваша Япония — демократические страны, вместе с Америкой мы составляем западный лагерь, а за стеной страны Восточного блока — коммунистические страны, находящиеся под властью Советского Союза — образовали восточный лагерь, противостоящий Западу. Как же сильно из-за этого страдаем мы, обычные люди! Тут и говорить не о чем. Но никто из нас ничего не может тут изменить. Мы осуждены жить с этим. Следовательно, нам не остается ничего другого, как, пользуясь тем, что мы живем в демократической стране и наслаждаемся свободой, независимостью, равенством, стараться каждый день делать нашу жизнь все богаче, чтобы заставить несвободных людей в коммунистических странах завидовать нам и тем самым дать им повод задуматься над ошибочностью своих убеждений и духовных ценностей. Тогда мы обязательно победим… Если бы не эта мозолящая глаза стена, я бы не досаждал вам своими жалобами, вы уж меня простите, мне, право, стыдно!
Так говорил Г., и я не мог вымолвить ни слова. Я знал, что для него это больная тема, но и представить не мог, что он принимает ее так близко к сердцу.
Прошло больше двадцати лет, как я покинул Западную Германию, но я не мог забыть Г., стоящего перед стеной.
И вот утром одиннадцатого числа, услышав по карманному радиоприемнику, что стена разрушена с обеих сторон — восточной и западной — и прежде разделенные люди бросаются друг другу в объятья, я вскочил с постели, сбежал вниз и схватил газеты.
Какую газету ни возьми — на первой странице большие потрясающие фотографии, на которых люди с восточной стороны разрушают стену и, хлынув в Западный Берлин, обнимаются с его жителями, и восторженные репортажи с места события.
Я поспешно включил телевизор, который очень редко смотрю по утрам. Поразительно! С радостными криками, точь-в-точь как об этом написано в газетах, люди, сломав какой-то участок стены, бросаются друг другу в объятия. Это происходило на всем протяжении стены и не прекращалось ни на минуту.
Я вновь стал жадно читать газеты и вновь удивился. Получалось, что происходящее было всего лишь одним из эпизодов драматического перехода к реформам, охватившего страны Восточного блока, детонатором к чему послужили перестройка и гласность, провозглашенные председателем Верховного Совета СССР Горбачевым.
Первым актом драмы стало разрушение монопольной власти Единой рабочей партии в Польше и приход к власти правительства Мазовецкого, представляющего антикоммунистические силы.
События в Польше подняли в Восточной Европе мощную волну реформ, разрушающих старую политическую систему, в Венгрии Социалистическая рабочая партия была переименована в Социалистическую партию, более того, изменено даже название страны, в результате чего Венгерская Народно-Демократическая Республика превратилась просто в Венгерскую Республику. Это стало вторым актом драмы.
Третий акт: в Восточной Германии, которую называли «передовиком Восточной Европы», Хоннекер, председатель Государственного совета, правивший восемнадцать лет, был вынужден уйти в отставку, после чего при его преемнике Кренце, когда кабинет министров и члены политбюро в полном составе ушли в отставку, на пленуме Центрального комитета был взят новый курс и принята программа, включающая положение о «свободных выборах, а также свободе собраний, объединений и информации».
Четвертый акт: волна, поднявшаяся в Восточной Германии, докатилась до известной своим консерватизмом Болгарии, и генеральный секретарь Живков, на протяжении тридцати пяти лет сохранявший незыблемый режим, был изгнан со своего поста. Под действием той же волны уже и в соседней Чехословакии поднимается буря…
Следя за действием этой великой драмы, мыслящие люди во всем мире наверняка поражались и радовались. Во всей истории не было примера, когда бы в развитых странах с населением в несколько миллионов, в несколько десятков миллионов человек так последовательно, без внешнего воздействия, изнутри, резко менялась государственная система.
Дело в том, что в условиях монопольной власти одной партии вся повседневная жизнь людей, жизнь каждого человека регулируются партийным руководством, и в конце концов это стало настолько невыносимо, что люди стали оказывать решительное сопротивление. Во всех этих странах народ поставил под сомнение легитимность власти, легитимность правительств.
Мыслящие люди во всем мире вздохнули с облегчением и возрадовались, видя, что наконец-то давний страх, страх по поводу того, что мир разделен на Восток и Запад и рано или поздно между ними вспыхнет война, отступил, и сделан шаг в сторону мира во всем мире.
Итак, сегодня одиннадцатое ноября. Мне остается только склонить голову…
В июле я впервые услышал о предвещании Бога — одиннадцатого ноября случится радостное для меня событие. И затем каждый месяц предсказание повторялось.
Наверное, многие думают, что демократическое движение в странах Восточной Европы поднялось потому, что граждане пробудились для свободы, но в действительности все это благодаря воздействию Силы Великой Природы, единого Бога-Родителя.
С тех пор как Бог-Родитель сотворил на этой Земле первых людей, прошло долгих девятьсот миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять лет, но исполнились сроки, и Бог-Родитель впервые спустился на Землю, приступив к Спасению Мира. Это произошло два года назад, в 1987 году.