В тот момент я приняла твердое решение — Митико Нобэ станет работницей, крепко стоящей на ногах. Вспомнив о том, что ваша жена, став женой батрака, напротив, обрела счастье, я перестала обращать внимание на козни сестры мужа, решив — пусть делает что хочет. Я сказала ей, что как только она подыщет мне новое жилье, я сразу же освобожу это…
Сестра мужа вроде бы успокоилась, но я добавила:
— Как тебе известно, стоящее здесь пианино я после пожара приобрела с большими трудностями, оно не принадлежит ни организации, ни семье Ю. Поэтому у меня одна просьба — в новом жилище должна быть комната, куда можно поставить пианино, чтобы дети могли на нем упражняться!
И с этими словами ушла к себе в комнату…
Через две-три недели, воскресным утром, младшая сестра мужа пришла с высокопоставленным членом христианской организации и сообщила, что они нашли в районе станции Сибуя подходящий дом и чтобы я готовилась к переезду. Приехал грузовик с грузчиками. Мне было велено собрать только вещи, купленные мной лично. Муж ушел рано поутру, я же, приняв решение, что отныне стану простой поденщицей, подумала было, что мне ничего не нужно, но тотчас спохватилась, что понадобится все же готовить еду, и стала собирать с помощью детей кухонную утварь, предметы первой необходимости и детские вещи. Поскольку сестра мужа знала, что именно принадлежит организации, а что мне, я могла положиться на нее… Только увидев, как грузят пианино, я вздохнула с облегчением: «Значит, мой новый дом не слишком тесен!» Вскоре, взяв детей, грузовик направился к новому дому в Сибуе, дети радостно галдели…
Мы все были ошеломлены, когда увидели, как мал и тесен новый дом. Рояль поставили в комнату, выполняющую роль гостиной, кроме нее были там еще две маленькие комнатушки да кухня. Как же мы с мужем и с пятью детьми, всемером, сможем здесь жить? Грузчики расставили по комнатам привезенные вещи… Низкий детский столик втиснули под рояль, наши два больших письменных стола поставить было некуда, так что их отдали на хранение сестре мужа, и тут она предложила, чтобы два старших ребенка жили у нее… Но оба сказали, что останутся жить с матерью. Я была так рада их решению, что не могла сдержать слез. И все же для людей, привыкших к хорошим условиям, жить в такой тесноте оказалось невыносимо, муж, смотревший на все пессимистически, через два месяца снял квартиру в Синдзюку и выехал… Двое старших детей в конце концов ради учебы переселились к сестре мужа… Я убеждала себя, что теперь я и трое моих собственных детей, наконец-то, сможем жить сами по себе, пусть и в тесноте, но счастливо… Не прошло и года, как явились два молодых человека из той же христианской организации, приехавшие в столицу из района Кансай, и сказали, что по указанию штаба организации они будут жить в нашем доме, нам же следует переместиться в пристройку на задворках, где есть маленькая комнатка с кухней. Я совершенно растерялась, не знала, что и делать, но молодые люди, сжалившись, сказали, что поскольку весь день они будут на работе и приходить будут только, чтобы переночевать, они согласны жить в пристройке, я же могу жить, как жила прежде. В ответ на это человечное предложение я открыла им истинное положение дел. Я никакая не жена старшего сына семьи Ю., а поденная работница по имени Митико Нобэ. В милости других людей не нуждаюсь, а стою на своих ногах, работая ради своих детей. И это отвечает христианскому учению, в которое верил тесть… С тех пор эти двое молодых людей неизменно любезно помогали мне…
Когда Митико Нобэ закончила свой рассказ, жена, улыбнувшись, сказала:
— Митико, и ты и я, мы воспитывались как девы в небесном раю… Но после войны внезапно оказались брошены в земной ад и испугались. В результате страданий и борьбы я поняла, что всем людям предназначено быть тружениками, работать и стоять на своих ногах… Тогда я решила стать батрацкой женой. И мне сразу стало легче жить. Хозяйка магазина раньше со мной не заговаривала, а теперь стала моей приятельницей, с которой я могу обсудить что угодно, у меня появилось больше радостей… Я поняла, что это и есть подлинная человеческая жизнь. И ты, Митико, став поденщицей, наберись терпения. В скором времени непременно откроется новый путь…
— Несколько дней назад я шла по улице возле Сибуи, высматривая под ногами, не уронил ли кто монетку, но не нашла ни иены, только устала невыносимо, тогда я взглянула на небо и подумала: откуда у меня вообще брались деньги? Когда, считая вместе с невестками, мне надо было кормить девятерых, никто из взрослых членов семьи, даже муж, не давал мне ни иены. Разумеется, собственных накоплений у меня не было, я обращалась с просьбой к свекрови, но дважды просить не станешь, и вот в это время одна моя знакомая подучила меня, как можно продать свою одежду, и я постоянно пользовалась ее помощью. Вскоре мы проели все, что я выручила за свои чудесные платья… Но сейчас я, став поденщицей, крепко держусь на ногах, поэтому все в порядке.
Я рассеянно слушал их разговор, как вдруг появился гений Жак и зашептал мне:
— В твою жену и Митико Великая Природа вдохнула новую жизнь, дав им возможность начать жить по-новому. Это настоящий подвиг с их стороны. Их не в чем упрекнуть. Поддерживай их! Ты и сам неплохо справляешься, но все это благодаря тому, что Великая Природа много раз из-за спины вдыхала в тебя жизнь и придавала силы…
— Жак, Великая Природа одобряет мою нынешнюю работу?
— Успокойся, она полагает, что писать — твое предназначение. Если возникнут трудности, не стесняйся, позови меня!
С этими словами Жак исчез, но меня не оставляло желание попасть в Истинный мир и не спеша поговорить с ним в его лаборатории.
Весь этот рассказ, занявший несколько дней, Минору выслушал молча, в глубокой задумчивости.
Нобэ прибавилось работы в качестве стенографистки при пасторе, это отнимало у нее много времени, но в материальном отношении было неплохой подмогой.
Как-то раз Митико стенографировала проповедь пастора в Сэтагае утром. Обычно она по окончании проповеди уходила вместе с пастором, расшифровывала стенограмму и передавала ему текст, после чего, получив заработанное за день, возвращалась домой. Добиралась туда уже поздним вечером.
Но в этот день проповедь закончилась раньше обычного, до полудня, пастор направился в свою церковь, расположенную в Ёцуе, но там стенографирование проповеди не предполагалось, поэтому, расставшись с пастором у станции Сибуя, она вернулась домой непривычно рано.
И тотчас же, примостившись в тесной кухоньке, точно украдкой, занялась расшифровкой стенограммы. Через какое-то время она вдруг услышала удивительно красивую музыку. Шопен. Очарованная прекрасной музыкой, она встала из-за стола и, идя на звук, вошла в комнату, где стоял рояль. За роялем сидел ее родной старший сын…
Она замерла.
— Мама, ты дома? Я не ожидал.
— Это я не ожидала… Не знала, что ты стал таким прекрасным пианистом…
Сын встал, подошел к матери и удивился ее слезам. Она поспешно сказала: