Но как рассказать о том, что произошло со стоявшей в гостиной куклой театра «Бунраку»?
Как-то раз в мое отсутствие дочь провела пастора в гостиную, и тут он вдруг на полном серьезе сказал:
— Наши собрания происходят в соседней столовой, но никто из верующих никогда не переступает порог этой комнаты, чтобы отдохнуть. Кажется, ты не догадываешься, в чем причина?
— Нет.
— Здесь поселился дьявол.
— Что? Дьявол? Вы хотите сказать, что он здесь, в этой комнате?
— Видишь эту куклу? В ней и живет дьявол.
— В этой театральной кукле?..
— Если не изгнать дьявола, в доме случится несчастье.
— А есть место, где изгоняют дьявола?
— Есть, и чем быстрее это сделать, тем лучше, не будем откладывать. Я тебя сведу со знающими людьми.
— А что делать с куклой? Взять с собой?
— Поскольку в ней дьявол, нечего с ней церемониться. Заверни в платок.
Пастор дал ей адрес молельного дома, где изгоняют дьявола, назначил время, когда она должна явиться, и с тем ушел.
Она посоветовалась с матерью, и та согласилась, коль скоро изгнать дьявола — такой пустяк. На следующий день занятий в консерватории не было, рано утром она пошла по указанному адресу. Токио ее поразил, таким он предстал ей огромным и фантастичным городом, а вот молельный дом неожиданно оказался крошечной комнаткой, в которой двое юнцов-священнослужителей, сказав, что пастор их предупредил, сразу же положили куклу перед алтарем и в течение часа в клубах ладана читали молитвы.
Наконец они закончили, и дочь заплатила довольно значительную сумму, которую с нее потребовали.
— Кажется, дьявола мы изгнали, — сказал молодой священнослужитель, — но нет гарантий, что он не вселится вновь. Впрочем, и эту проблему можно решить, если позволите.
— Как же?
— Нельзя оставлять куклу в живых. Надо ее убить.
— Убить?
— Если хотите, мы сделаем это за пять тысяч иен.
Задрожав от страха, она завернула куклу в платок и, даже не попрощавшись, выбежала из молельного дома. Вскочила в проезжавшее мимо такси с таким чувством, будто чудом спаслась. Приехав домой, дочь, не разворачивая, положила куклу на стол в гостиной, ушла в столовую и долго не могла успокоиться под впечатлением от жуткого города Токио…
Через некоторое время из гостиной послышался голос матери: «Ах, бедняжка!» Дочь поспешила к кукле.
— Так испортили кимоно… — причитала мать, обнимая куклу. — Даже пояс развязался. Я не разбираюсь в кукольных нарядах и не смогу ее переодеть!
И вдруг строго сказала дочери:
— Сейчас же приберись в кукольном доме!
Она снова положила куклу на стол и достала с антресолей коробку с цветной бумагой.
— Отлично!.. — воскликнула она. — Я на всякий случай сделала верхнее кимоно… Сейчас оно нам очень пригодится.
Мать достала красивое кимоно, они вместе с дочерью с трудом одели куклу и поставили в стеклянный кукольный дом. Волосы растрепались, гребни погнулись, но это уже было не исправить.
Выслушав, что произошло, я ласково сказал дочери:
— Ты нелепо пострадала из-за куклы, но для тебя это ценный урок на будущее… А теперь забудем об этом.
— Как ты думаешь, — спросила дочь, — у куклы тоже есть жизнь?
— Конечно есть.
— Почему?
— Потому что она получила жизнь в дар от Великой Природы. Точно так же, как и мы, люди… Именно потому она до сего дня жила вместе с нами, напоминая матери твою бабушку, и была любимым членом нашей семьи. Но о биографии этой куклы как-нибудь в другой раз расспроси поподробней свою маму… У этого пастора такая теория: если член нашей семьи — дьявол, его надо уничтожить. В результате он причинил нелепые страдания тебе, только недавно вернувшейся на родину. Но ты вынесла ценный для себя урок. А собраниям пастора я теперь положу конец. Ты в тот день будешь в консерватории, так что это избавит тебя от неприятного зрелища, — засмеялся я.
Припомнив все это пастору, я ждал, что он хотя бы ради приличия извинится, но он молчал. Поскольку было время, отведенное на вопросы, я, обратившись к присутствовавшим, спросил:
— Может, кто-то из вас имеет ко мне какие-нибудь вопросы?
Тотчас же из толпы верующих какая-то женщина крикнула:
— Вы не боитесь, что ваш поступок навлечет кару?
— Навлечет кару? Кто кого покарает?
— Разумеется, вас покарает Бог, в этом нет сомнений.
— Тот Бог, в которого я не верю? — засмеялся я.
Тотчас женщины хором заголосили:
— Вы слушали проповеди А., не веруя в Бога, за это вас, безумца, постигнет кара. Подумать только — мы так беспечно собирались в доме, обреченном на кару Божью! Какой ужас! Гоните нас, но знайте — на ваш дом пало несчастье… И как только у вас язык повернулся!..
Я их не слушал.
Чем быстрее пастор уйдет восвояси, думал я, тем лучше. Стенографистка Митико сидела с безразличным видом, закрыв глаза.
Я решительно поднялся и громко сказал:
— Что ж, господа, собрание закончилось. Пожалуйста, успокойтесь и расходитесь.
Я внимательно следил за поведением пастора. Отреагирует ли он на то, что верующие осыпают меня проклятьями? Подоспевшая Митико стала его поторапливать, он молча поднялся и ушел вместе с ней. Вслед за пастором к выходу двинулись и женщины, ругающие меня на чем свет стоит.
Я молча взглядом провожал каждого, но в прихожую за ними не последовал, оставшись стоять в столовой.
Со следующего дня меня завалили письмами с проклятьями. Чаще всего писали, что на меня пала кара, что я вот-вот умру. Кажется, они с нетерпением ждали моей смерти. Но все произошло ровно наоборот. Через четыре года пастор А. поднялся на небеса, а я, достигнув девяноста четырех лет, до сих пор продолжаю писать книги.
Бог велик, но для людей, чей взор и сердца затуманены себялюбием, его истинный облик незрим.
Это было утром третьего июля. Наслаждаясь покоем в своем кабинете, я собирался приступить к работе, когда внезапно появился гений Жак, и слова его меня поразили.
— В последнее время ты сдружился с Минору Айтой, но обходишься с ним слишком небрежно, как с обычным студентом, а ведь Минору — выдающийся ученый… Тебе, наверно, невдомек… Постарайся извлечь пользу из общения с ним…
— Я не знал, что он большой ученый.
— В Японии он неизвестен, но в Америке уже знаменит. Сам он помалкивает об этом, вот я и решил тебе сообщить…
По словам Жака, когда Минору учился во втором классе, его отца послали работать в Америку. Мальчик прожил там почти десять лет и учился вместе со своими американскими сверстниками, поступив в самую знаменитую в Нью-Йорке среднюю школу. Ему повезло — молодой лингвист профессор Б. распознал его дарования и взял под свое особое попечение.