За колодцем был сад со всевозможными цветами. За ним начинались мандариновые посадки. Господин о многом меня расспрашивал, но, отвечая ему, я был больше занят цветами, поэтому разговор помню смутно. Ах да, вспоминаю, на вопрос, как меня зовут, я ответил, что столичный учитель зовет меня Петит. Петит? — переспросил он. Я объяснил, что соседний парень постарше, Сэйити, учится в храме, а я все время увязываюсь за ним, и приехавший из Токио учитель прозвал меня Петит, а его — Цицеро. Помню, как он смеялся, повторяя: «Петит и Цицеро?» «И чему же вас учат в храме?» — спросил он, и помню, как я гордо продекламировал ему из «Луньюй» [6] . Тогда он меня обнял, приподнял высоко двумя руками и, сказав: «А ты, однако, тяжеленький!», поставил на землю. «Дяденька, может, возьмете меня в сынишки? — спросил я. — Дяденька, вы, наверно, мой папа!» — «С чего это ты взял?» — «От вас папой пахнет!» — «Папой пахнет?» — улыбнулся он.
Было жарко, и, испросив разрешения, я разделся. Снял верхнюю одежду, оставшись в одном исподнем, — у детей в то время это было что-то вроде короткого фартучка. Когда я в таком виде отвечал на вопросы господина, появилась женщина невиданной красы, не то ангел, не то оборотень, я смутился, а она, приблизив ко мне смеющееся лицо, сказала: «С утречка стручок торчком!» — и пальцем подбросила мой маленький член. Испугавшись, я пробормотал: «Мне пора домой!» — и побежал к стоявшим в стороне теткам. Стоя у колодца, они, по-видимому, внимательно наблюдали за происходящим и сразу бросились меня одевать, а господин подошел к ним и заговорил с моей двоюродной бабкой.
Когда пришло время уходить, он сказал: «Ну что ж. Петит, в следующий раз встретимся как папа с сыном!» — и сунул мне в ладонь мешочек с гостинцами. Я громко сказал: «Угу!» — и кивнул.
Деда и бабушку обрадовал рассказ тетки. По ее словам, господин из усадьбы скоро придет для формальных переговоров об усыновлении. Особенно радовалась моя бабушка, решившая, что теперь мне обеспечено счастливое будущее. Но не прошло и десяти дней, как пришла двоюродная бабка и сообщила, что от господина пришло письмо, в котором он извещал, что дело с усыновлением отменяется, поскольку его любовница против. «Этим столичным господам нельзя верить!» — возмущался дед. Двоюродная бабка решила отказаться от должности управляющей усадьбы, и эта история с несостоявшимся усыновлением постепенно забылась… Обо всем этом я узнал, уже повзрослев.
Прошло восемь лет, я окончил младшую школу и страстно мечтал поступить в среднюю, но никто не хотел оплачивать мою учебу. Я был в отчаянии. И тут вспомнил, точно давний сон, про хозяина усадьбы, сказавшего: «Будь моим сыном!» Я подумал, что, если это не было сном, он непременно даст мне денег. И вот как-то раз, набравшись смелости, я на обратном пути из школы решился заглянуть в усадьбу.
Оказалось, что усадьба и впрямь — не сон. Я толкнул маленькую калитку возле главных ворот, она открылась. Я прошел к колодцу. Вот он, насос с ручным приводом. Надеясь, что сейчас покажется господин, я некоторое время стоял в ожидании. Наверно, меня заметили из дома — оттуда вышла старуха с обезьянкой на руках. «Что тебе нужно?» — спросила она. Обезьянка, казалось, вот-вот вцепится в меня. Я бросился бежать…
Все-таки это был сон! — думал я в отчаянии.
Прошло еще восемь лет, и вот в токийском поезде, в вагоне второго класса, передо мной сидит этот господин — вельможный старик. Возможно ли такое? — дивился я про себя, рассеянно слушая разглагольствования Хатано.
В то время дорога от Нумадзу до Токио занимала почти четыре часа. Хатано и господин И. сошли в Симбаси, но перед этим И. сказал, вручая мне визитную карточку:
— Если не сможешь найти жилье по своему вкусу, милости прошу ко мне. Могу предложить флигель, думаю, тебе понравится. Будешь жить, как у себя дома. Так что жду. Позвони с утра и приходи!
Я сошел на Токийском вокзале и переночевал в общежитии Первого лицея. В эту комнату уже переехали трое из новых третьекурсников, поэтому надо было как можно скорее освобождать помещение. На следующее утро, подыскивая жилье, я обошел частные пансионы в районе Хонго, но везде плата превышала двадцать иен в месяц. Я решил посетить господина, давшего мне визитку.
Через четыре дня после того, как мы расстались в Симбаси, я позвонил ему утром по телефону. «Жду», — был ответ. Я дошел пешком до железнодорожной станции Отя-но мидзу, затем доехал до Синаномати, пересел на поезд, идущий до храма Тэнгэндзи, и сошел у больницы Красного Креста. Если я поселюсь во флигеле, таким будет мой ежедневный путь в университет, подумал я.
Дом был расположен на восточном склоне, за больницей, почти половину участка занимал лес. Я поразился его размерам, но сам дом был невысоким двухэтажным строением в японском стиле. Я позвонил у главного входа, вышла служанка, а за ее спиной уже стоял, улыбаясь, сам хозяин, — в пиджаке. Он провел меня в комнату в японском стиле, сказав:
— Вот здесь мы с женой обедаем и отдыхаем, располагайся, чувствуй себя как дома!
Стеклянная дверь веранды, выходящей на юг, была открыта, лучи солнца заливали комнату. Я втайне боялся, что сейчас появится страшная красавица из того давнего сна — не то ангел, не то оборотень, но вошла невысокая, изящная дама:
— Добро пожаловать.
— Моя жена, — представил ее хозяин и обратился к ней: — Наконец-то он пришел, мой внебрачный ребенок, о котором я тебе столько рассказывал. Будь с ним поласковей.
— Вы знакомы с Макото Ёкоямой? — спросила дама. — Он учится с вами на одном курсе и говорит, что вас знает…
— В Первом лицее он учился на юридическом факультете в группе немецкого языка, а я на том же факультете во французской группе, так что, разумеется, мы знакомы, но не могу сказать, что мы дружим.
— Отец Макото — управляющий в компании мужа, а я дружу с его матерью, и она постоянно похваляется передо мной его успехами, а теперь и мне будет чем похвастать. Ну же, — обратилась она к мужу, — давай покажем ему флигель.
Флигель был виден из комнаты, в которой мы сидели, — маленький домик на противоположной стороне сада. Окна обращены на юг, так что внутри, должно быть, всегда светло. Циновки сменили только накануне. Можно было даже не смотреть. Я спросил, предоставят ли мне питание. Утром и вечером, в этой самой комнате, вместе с супругами, подавать будут то же, что им. Наконец, набравшись мужества, я спросил об оплате.
— Об этом не беспокойтесь! — засмеялась дама.
— Разумеется! — смеясь, подтвердил хозяин.
— Но я не хочу быть для вас обузой! Допустим, десять иен вас устроят?
— У тебя есть постоянный доход?
— Я получаю из кредитного фонда ежемесячно двадцать одну иену.
— Разве можно на эти гроши вести полноценную студенческую жизнь?
— Кроме того, когда я поступил в университет, из департамента договоров Министерства иностранных дел на юридический факультет лицея пришел запрос: отобрать из французской группы четырех отличников, склоняющихся к дипломатической карьере, для сверки японского перевода французского текста мирного договора. Я оказался в их числе и получил приказ о зачислении в штат Министерства иностранных дел. После окончания лекций в университете я каждый день буду примерно около часа проводить на службе с жалованьем тридцать иен в месяц. Этого мне вполне достаточно.