Высказав свои извинения, Фуми Суда поспешно ушла.
Ты — перевоплощение святого Иоанна, и подобно тому как Иоанн написал во славу Иисуса три книги, так и ты должен написать три книги во славу Бога-Родителя. Так мне было сказано, и в течение трех лет я, как узник Бога, облачившись в красную рабочую куртку, отказавшись от свободы, дни и ночи напролет корпел над трилогией о Боге, но вот наконец успешно завершил последнюю часть — «Замысел Бога», книга поступила в продажу, я снял робу узника и вкушал радость освобождения.
Меня совершенно не заботило, хорошей или плохой получилась книга.
Но после того как муж Фуми, профессор медицины, специально прислал жену передать мне свои восторженные впечатления, я решил перечитать то, что я понаписал, в печатном виде и сам оценить достоинства и недостатки. Однако стоило взять книгу в руки, как тотчас ее содержание вспомнилось настолько отчетливо, что пропала всякая охота перечитывать. Поистине, это не мое произведение, я же всего лишь писец Бога! — иронизировал я над собой.
В это время явилась госпожа Родительница, точно заждавшись, когда я спущусь в японскую комнату, и обратилась ко мне со словами воодушевления:
— Кодзиро, возрадуйся! Я пришла к тебе по повелению Бога-Родителя сообщить, что он весьма доволен твоей прекрасной книгой.
Я даже не пытался что-либо сказать, ожидая продолжения.
— И Бог-Родитель и я радуемся твоему успеху, почему же у тебя такое постное выражение на лице? Бог-Родитель призывает тебя не расслабляться и, не откладывая, начать писать четвертую книгу, пятую, сколько захочешь. Господь Бог больше не будет тебе указывать. Пиши сколько душе угодно… Уж небось четвертая книга на подходе?
— Я считаю трилогию творческой удачей, более того, хотя мне казалось, что серьезная литература ныне не продается, трилогия была тепло встречена публикой, что стало неожиданностью даже для издательства… И это потому, что все три книги — произведение Бога-Родителя, а я всего лишь Его писец. Когда же ты говоришь, что отныне мне дозволено свободно писать все, что вздумается, я трепещу, не надеясь на успех…
— Об этом я и хотела с тобой побеседовать. В первой главе «Замысла Бога» ты пишешь о том, как уверовал, что следует развивать себя, поднявшись над совестью, и как ты старался достичь этой цели… Одобрив твои усилия, Бог-Родитель из десяти Небесных сёгунов, иначе говоря — десяти богов, пребывающих под Его началом и составляющих Его мощь, выбрал одного и послал к тебе, чтобы он стал твоим вожатым. Впрочем, обо всем этом ты хорошо знаешь и без меня. Ведь Небесный сёгун подверг тебя множеству суровых духовных упражнений…
— Да уж, знаю.
— Благодаря упражнениям ты стал полностью независим от совести… Пребывая в Мире явлений, ты получил доступ в Истинный мир, единственный, кому за последние сто лет довелось испытать подобное… Это ли не чудо! Тебе это понятно?
— Да-да, спасибо.
— А вот когда ты впадал в уныние, как нынче, ты втайне мечтал о том, чтобы тебе явился Дзиро Мори. Но того Дзиро Мори, который был для тебя воплощением совести, уже не существует, для тебя он все равно что умер. Короче говоря, друзья, которые с ранних лет тебя воодушевляли, все перешли в Истинный мир. Это печально, но тебе Бог-Родитель судил распространять знание по миру, так что… ты должен радоваться.
Я только кивнул.
— И наконец, вот еще о чем хотела тебе сказать. Ты принял решение стать писателем лет шестьдесят назад, по совету господина Жака, уверовав, что предназначение писателя — облекать в слова неизреченную волю Бога. С этой верой ты на протяжении шестидесяти лет создавал свои книги. Несмотря на то даже, что все эти годы ты не был уверен в существовании Бога… Посему всякий раз, отдавая рукопись в печать, ты сомневался в том, что исполнил свое предназначение, беспокоился, страдал… Отсюда твои многочисленные недуги. Жалея тебя, Бог-Родитель неотступно тебя опекал. Бог-Родитель знал, что, читая твои книги, многие Его чада (твои читатели) спасли свою жизнь… Поэтому, решив, что исполнились сроки и Ему пора впервые сойти на Землю и спасти мир, Бог-Родитель, памятуя о твоей добродетели, год назад, когда я пришла в мир как живосущая Родительница, повелел мне перво-наперво разыскать тебя и убедить в существовании Бога… Знай же! Именно ради этого попросила я тебя написать божественную трилогию… В результате ты смог непосредственно на себе ощутить, что Бог-Родитель сошел в мир, чтобы спасти его, и окончательно удостоверился в Его существовании… Что до твоей трилогии… Ты говоришь, это творение Бога, а вовсе не твое. Неправда. Когда ты писал трилогию, тебе впервые было явлено существование Бога, поэтому ты был спокоен; сравни, разве с таким настроением ты писал свои прежние произведения? Отличная у тебя получилась книга, перечитай на досуге!..
И вот еще что. В ноябре месяце я, как обычно, трижды появлюсь в «Хижине небесного завета», восьмого, восемнадцатого и двадцать восьмого, но только один день я посвящу индивидуальным беседам, в два других буду держать речь перед всеми об истинном Пути. Речь о Пути, другими словами — о Боге. Надеюсь, найдется человек, который затем сможет сказанное мною отредактировать так, чтобы ясен стал промысел Божий, а в этом и есть суть божественного писания… Однако для людей божественное писание труднодоступно… Поэтому многие через твои книги обретают кратчайший путь, ведущий к нему. В этом непреходящее значение твоих книг до скончания времен… К тому же теперь, будучи вместе с Богом, ты можешь творить со спокойной душой и написать еще четвертую книгу, пятую, десятки книг. Для этого Бог сделал тебя пятидесятилетним и удвоил твои силы. Ты теперь силен как бык. Трудись и не унывай!
Госпожа Родительница удалилась, а я еще какое-то время сидел неподвижно. Мне вовсе не хотелось перечитывать божественную трилогию. На следующий день я сел за стол, но работа застопорилась. Делать нечего, решившись внять совету Родительницы, принялся перечитывать «Замысел Бога».
Впервые я читал печатный его текст, и, вопреки ожиданиям, он не только легко читался, но и был во всех смыслах моим, а никак не произведением «писца Бога». Своего рода роман-исповедь, в котором главный герой — я. Проглотив книгу за полдня, я был просто ошеломлен.
Скрепя сердце взялся за «Улыбку Бога». Читал до глубокой ночи — самый настоящий исповедальный роман, более того, из всех моих романов самый сильный, самый впечатляющий. Я убедился, что совершенно не вправе утверждать, будто это не мое произведение.
На следующий день всю первую половину дня читал «Милосердие Бога» и пришел к тем же выводам. Вечером вновь перечитал «Замысел Бога». И преисполнился радостью.
В девяносто лет, в девяносто один и девяносто два года я публиковал в год по новой книге, и все это, как я смог убедиться, прекрасные произведения, которых можно не стыдиться. Вследствие долгожданной встречи с Богом я смог начать вторую писательскую жизнь. Мне хотелось кричать, что я напишу не только четвертую книгу, но сколько угодно книг, буду писать, писать, сколько хватит жизни…
Прошло несколько дней. На литературной странице газеты «Нихон кэйдзай симбун» литературный критик Томохиса Такэда опубликовал превосходный разбор «Замысла Бога». Я был приятно удивлен и воодушевлен.