Когда директор ушел, дед позвал бабушку и тетю к очагу и в их присутствии вынес мне следующий приговор:
— Раз ты не желаешь быть рыбаком, я отправлю тебя в город, хотя мне и неловко перед Санкити. Будешь служить в какой-нибудь лавке. Давайте все вместе подумаем, куда бы его лучше определить. Когда ты встанешь там, в городе, на ноги, ты сможешь отблагодарить своего дядю.
— А нельзя мне все-таки пойти учиться в среднюю школу?
— Какая там школа, дурак, разве могут в ней учиться те, кому жрать нечего? Кто тебя возьмет туда без денег?
— А если кто-нибудь заплатит за мое учение, вы мне разрешите ходить в школу?
— Да кто заплатит-то? Директор школы, что ли?
— Бог даст мне денег, чтобы учиться.
— Бо-ог? Бог даст тебе денег? Да Он только отнимает деньги у таких дураков, как ты. Вот твой папаша попался ему на удочку, и мы теперь нищие. Благодари за все своего папашу…
Побоявшись, что он ударит меня своей трубкой — так он разозлился, — я промолчал, но в глубине души был уверен, что Бог обязательно пошлет мне денег на учение, и перед тем, как лечь спать, упал ниц перед бабушкиным святилищем и помолился, чтобы утром на ритуальном столике оказалась пачка ассигнаций.
Утром, едва открыв глаза, я бросился к столику, но никаких денег не обнаружил. Прошла еще неделя, я каждое утро подходил к столику, но ничего не находил, поэтому в конце концов меня стали одолевать сомнения: «А где, собственно. Он находится, этот Бог?» В конце концов сообразив, что Он, очевидно, на небе, я вышел на берег реки Каногавы и, устремив взгляд к небу, стал молиться: «Боже, прошу Тебя, брось мне немного денег!»
На берегу реки у меня ничего не вышло, и я направился к морю, где снова стал молиться. Потом, подумав, что надо максимально приблизиться к небу, поднялся на высившуюся над морем гору Усибусэ и с ее вершины громко воззвал к Богу. Я взывал много раз подряд и, с надеждой глядя в небо, ждал, но оттуда так ничего и не упало.
«Значит, Бога все-таки нет», — подумал я, и эта мысль сокрушила мое детское сердце. Вскоре к деду пришел мой классный руководитель и стал уговаривать его отдать меня в среднюю школу. Дед повторил ему все, что уже говорил директору, и в заключение попросил его пристроить меня учеником в какую-нибудь лавку.
«Раз Бога нет, придется просить у людей», — с отчаянием подумал я. У меня был еще один дядя — член уездного совета, я часто встречал его по дороге в школу. Он всегда останавливал меня и говорил: «Будь молодцом, директор тебя очень хвалит». Иногда он дарил мне что-нибудь вроде вожделенного пенала или цветных карандашей. Его-то я и решил просить о помощи. Он был двоюродным братом отца, и когда-то они дружили, но после того, как отец примкнул к Тэнри, дядя порвал с ним и стал для меня просто дядей из «дома на побережье», с которым наша семья не поддерживала никаких родственных отношений, однако его просторная усадьба была мне хорошо известна. И однажды воскресным утром, потихоньку от деда, я посетил этот «дом на побережье». Я очень спешил, понимая, что если я опоздаю подать документы в школу, то мне уже никто не сможет помочь.
Дядя сразу же вышел ко мне на крыльцо, и я, забыв даже поздороваться, с места в карьер начал говорить, что очень хочу учиться в средней школе, пытался объяснить, зачем это мне нужно, и попросил его заплатить за мое обучение. «Вот и прекрасно, что пришел», — улыбнулся дядя и провел меня в кабинет.
— Я все понял, — сказал он. — Мне нетрудно тебе помочь, но если это станет известно твоему твердолобому деду, он сразу же запретит тебе поступать в школу только потому, что помощь исходит от меня. Поэтому прямо сейчас ты напишешь два письма, в которых изложишь все, что ты мне сказал. Я в свою очередь напишу два ходатайства. У меня есть на примете два человека, которым в свое время твой отец оказал услугу, думаю, они не откажутся помочь. Для начала пошлем им письма по почте.
Усадив меня за стол, он вручил мне ручку и бумагу, а сам, усевшись рядом, принялся что-то писать кистью. После того как все было готово, он прочитал то, что написал я, и, присовокупив к этому написанное им самим, вложил письма в два конверта и наклеил марки.
— На обратном пути опустишь в почтовый ящик. Думаю, ответ придет а течение недели и, надеюсь, окажется благоприятным. Но никому дома не говори, что был у меня. Если твой дед узнает, он разозлится и сорвет все наши планы.
На этом мы распрощались. Адресаты обоих писем были мне неизвестны. Через полторы недели, когда утром я поджидал приятелей у околицы, чтобы вместе идти в школу, старик почтальон вручил мне запечатанный конверт. «Тебе письмо», — сказал он. Я тут же распечатал его и вот что обнаружил внутри: «Отныне в течение пяти лет я буду каждый месяц посылать тебе три иены, так что можешь поступать в среднюю школу». К письму был приложен денежный перевод на три иены. Подпрыгнув от радости, я сказал друзьям, что у меня возникло срочное дело, и тут же со всех ног бросился в школу. Я и не заметил, как пробежал два километра по проселочной дороге. Вбежав в учительскую, я протянул письмо своему классному руководителю и сказал, что теперь смогу учиться в средней школе. «Но ты опоздал, прием заявлений уже закончен», — ответил он. Я громко заревел, из глаз лото-ком хлынули слезы. Услышав мои рыдания, вышел сам директор и, обняв меня за плечи, принялся утешать. «Успокойся, — сказал он, — немедленно пиши заявление, я сам отнесу его в среднюю школу и попрошу за тебя». В результате меня допустили к вступительным экзаменам…
Я боялся, что дедушка запретит мне идти на экзамены и у меня будет масса хлопот, но все обошлось, он ничего не сказал, очевидно подумав, что я все равно провалюсь, потому что не готовился, а провалившись, вынужден буду смириться. Но его надежды не оправдались, я занял на экзаменах третье место и поступил в среднюю школу. Поскольку нам объявили, что результаты будут известны в половине девятого вечера, то я остался в школе их ждать и даже не пошел домой ужинать. Вернулся я только в половине десятого. Домашние ждали меня, собравшись у очага. Они беспокоились, думая, что я не возвращаюсь, потому что провалился, и опасались, как бы я не сотворил чего над собой. Когда я объявил им, что прошел третьим, дедушка сказал:
— Вот, значит, как. Теперь тебе туго придется. Я-то скоро сойду в могилу, так что мне все равно, но для семьи Санкити ты будешь обузой. Раз за тебя согласились платить чужие люди, ты должен кровь из носу, а держать марку до конца. Даже если ты будешь голодать, даже если жизнь покажется невыносимой и захочется умереть, не сдавайся. И запомни: тебе некого винить, кроме собственного отца.
Я увидел слезы в его глазах и понял, что вера отца — это ложь, что нет никакого Бога, который меня защитит. Вместо благодарности к Богу в моей душе возникла благодарность к людям — к дяде, члену уездного совета и к тому человеку, который согласился ежемесячно платить за мое образование, ведь именно они оказались способными на подлинную любовь. В тот день я лишился веры и Бога, зато ощутил небывалую легкость и свободу, впоследствии я всегда стремился своей любовью к людям завоевать их ответную любовь, и это помогло мне прожить полноценной жизнью многие годы…