— Для такой замечательной демонстрации характера не было причин, керима, — справившись наконец со смехом, сказал он.
Ее глаза сузились.
— Ты думаешь, что нет?
— Я никогда не стану наказывать тебя за чужие поступки. Ты должна это знать. Все, что я сказал, я сказал для Марты.
Смысл этих слов дошел до нее не сразу. Глаза Шанель широко раскрылись.
— Ты сказал неправду?
— Маленькую неправду, чтобы победить вещь, с которой иначе не могу бороться. Она не ушла бы…
— Конечно, ушла бы! Она была здесь только для того, чтобы убедиться, что со мной все в порядке. — Шанель вздохнула. — Марта тебе не враг, Фалон. Если бы это было так, у тебя были бы серьезные неприятности. На самом деле ты ей нравишься — по крайней мере нравился. Она, возможно, сделает глупость и расскажет моей матери, что ты только что… Проклятие, Фалон! Я хочу видеть свою мать!
— Нет! — резко возразил он, затем поднял Шанель на ноги и нежно повернул ее лицо к себе. — Все мое терпение отдано тебе, керима. На твою мать уже ничего не осталось. Не проси меня, чтобы мы оказались около этой женщины, иначе я могу сказать такое, о чем мы оба будем сожалеть.
— Фалон, ты видел ее тогда, когда она беспокоилась обо мне. Сейчас она будет другой.
— Мне это безразлично, — ответил он. — В свое время я разрешу тебе ее навестить. Сейчас же ты должна уделять внимание другим своим обязанностям, приспособиться к новой жизни. Если тебе нужна помощь, ты должна обращаться ко мне, а не к своей матери. Разве не так должно быть?
— Нет! — упрямо сказала Шанель. Фалон поднял брови.
— Ты все еще дуешься?
— Я сделаю все что угодно, воин, лишь бы ты стал благоразумен.
— Я благоразумен. Я мог бы сказать «никогда», но я этого не сделал, считаясь с твоими чувствами.
— Как же! — проворчала Шанель. — Ты хочешь лишить меня матери и друзей. Или тебе не приходило в голову, что Марта и Корт сделаны посетителями?
— Я это понял сразу.
— Ты проклятое…
— Достаточно, женщина! Будет так, как я скажу, и ты с этим согласишься.
«Не загадывай, красавчик», — подумала Шанель, но вслух ничего не сказала.
Так как планету окружал глобальный щит, было невозможно приземлить корабль за пределами космопорта. Однако нуль-транспортировке глобальный щит не мешал. С помощью Джаделла, находящегося в контрольной рубке, Брок мог определить точное местонахождение дома Фалона, чтобы транспортировать всех непосредственно туда.
У Шанель было лишь несколько минут, чтобы попрощаться со своим братом, который должен был вернуться с Браком в Ша-Ка-Ра. Далден удивил ее, сказав, что они снова увидятся через несколько недель, когда он прилетит в Ка-аль с катратерским послом и его свитой, чтобы закончить переговоры. Очевидно, именно катратерцы предоставили Фало-ну свой корабль. Тогда торговаться было некогда, и сделку заключили при условии, что основные переговоры завершатся на территории Фалона. Поразительно, что Фалон на это согласился. Но, как при знался Далден, в тот момент Фалон согласился бы на любые условия — настолько он хотел отправиться вслед за ней.
Несмотря на свой гнев на Фалона, Шанель чувствовала себя виноватой. Она знала, что он негативно относится к посетителям, как и все население Ба-Хар-ана. Именно бахаранцы настояли в свое время на том, чтобы их планета была закрыта, и за последние пятнадцать лет ни один посетитель не вступал на территорию, их страны. Теперь же, отчасти по ее вине, Фалон позволил некоторым посетителям вновь посещать его планету, хотя Шанель прекрасно понимала, что ему это не нравилось. И все-таки она хотела, чтобы сделка состоялась. Ведь благодаря переговорам она скоро снова увидит Далдена, и Шанель не могла отрицать, что рада этому.
Конечно, за прошедшую неделю они помирились с братом. Он не мог сердиться на нее дольше, чем она на него. Шанель хотела бы вообще не расставаться с ним, но все же было легче прощаться, зная, что они скоро увидятся.
Во время нуль-транспортировки Фалон держал ее за руку и не отпустил даже тогда, когда все пятеро и их имущество появились в большом двухэтажном обеден ном зале в доме Фалона.
В Ка-але было раннее утро, и в зале никого не было. В помещении стояло множество длинных столов со скамьями и немногочисленными стульями. Огромные раскрашенные холсты из заалскина, щедро обрамленные золотом, закрывали большую часть стен. Вообще было очень много стен, но зато мало окон. И ни одной отдушины, через которую поступал бы свежий воздух.
Тягостная духота — было первое, что почувствовала Шанель.
— Может быть, ты захотел бы применить здесь кое-что из того, что видел в Ша-Ка-Ра? — не удержалась она от замечания.
— Может быть, и нет. Это двухэтажный дом, Шанель, а не дворец. От других домов он отличается лишь тем, что здесь есть зал собраний. Но все же это только дом.
— Я не жалуюсь.
— Разве?
— Если бы это было так, я бы уже сказала, что здесь очень жарко и душно, — резко ответила она. — Но я уверена, что привыкну.
— Я тоже уверен, но некоторое время ты будешь чувствовать себя не очень комфортно, потому что в моей стране гораздо жарче, чем в твоей. Пока ты можешь носить свою одежду, так как в одежде, которую носят ваши женщины, тебе будет слишком жарко.
— У меня почему-то ощущение, что речь идет не о чаури.
— Нет.
— Но тогда…
Она не договорила, так как в дверях на другом конце зала появилась женщина, и Шанель решила, что уже получила ответ на свой вопрос. На женщине была узкая белая юбка от бедер до пола. И все. Верхнюю часть тела не закрывало ничего, кроме короткой пряди каштановых волос, едва доходивших до плеч.
Женщина поклонилась, приветствуя шодана, и ее большие груди заколыхались. Фалон приказал ей прислать кого-нибудь собрать их вещи и разнести по комнатам. Женщина поспешила в другой конец зала (груди вновь заколыхались) и вскоре исчезла. Шанель повернулась к своему другу жизни, в ее глазах полыхал огонь.
— Слишком жарко, да? Если ты думаешь, воин, что я оденусь так, то ты ошибаешься.
Все мужчины, кроме Фалона, рассмеялись.
— Она же рабыня, Шанель, — поспешил просветить ее Джаделл.
От напоминания об этой стороне жизни Ба-Хар-ана Шанель пришла в ужас.
— Мне следовало это знать, — сказала она с отвращением. — Звезды, вы хоть бы одевали их прилично!
Такая реакция нисколько не смутила Джаделла.
— Ее одежда подчеркивает, что она рабыня, — с усмешкой сказал он. — Свободные женщины одеваются иначе, они полностью закрывают тело. Что касается меня, я с удовольствием смотрю на тебя в твоем тонком чаури, когда…
— Ты, брат, слишком долго находился без ласки своих женщин, — отрезал Фалон. Прозвучавший в его голосе гнев напугал Шанель. — Лучше отправляйся к себе и исправь это обстоятельство, чтобы твое излишнее восхищение моей подругой жизни закончилось раз и навсегда.