Никогда со дня обнаружения подложных векселей не входил Генри Дунбар в эту дверь. Мрачные мысли теснились в его голове, и он бросил угрюмый взгляд на хорошо известную ему контору.
Он пошел прямо к небольшой комнате за конторой, где тридцать пять лет тому назад происходила памятная для него сцена; но по дороге его остановил какой-то незнакомый ему служащий, неожиданно выскочивший из-за конторки. Это был кассир Клемент Остин.
— Вы желаете видеть мистера Балдерби? — спросил он.
— Да, я назначил ему свидание в час, — ответил банкир. — Мое имя Дунбар.
Кассир поклонился и молча отворил дверь в кабинет мистера Балдерби.
Но прежде чем войти, Дунбар остановился на пороге и пристально взглянул на кассира.
Остин был так же бледен, как банкир. Он знал заранее о посещении Генри Дунбара и ожидал со странным беспокойством первого свидания с человеком, которого Маргарита Вильмот называла убийцей своего отца. Встретившись теперь с ним лицом к лицу, Остин устремил на него проницательный, испытующий взгляд, словно хотел прочесть по его физиономии: преступник он или нет? Лицо банкира было бледно, мрачно, угрюмо, но это неудивительно: Остин знал, что с конторой на улице Св. Гундольфа связаны очень неприятные воспоминания для Генри Дунбара. Действительно, трудно ожидать, чтобы человек весело улыбался, входя в ту самую комнату, из которой тридцать пять лет тому назад вышел опозоренным, обесчещенным! В течение нескольких минут оба, богатый банкир и его скромный приказчик, смотрели пристально друг другу в глаза. При этом банкир ни разу не моргнул. Принято считать за лучшее доказательство невиновности человека, если он в ответ на ваш испытующий, подозрительный взгляд смотрит вам прямо в глаза. Но дурак тот мошенник, который не сумеет выдержать взгляда, если он знает, что его нарочно этим испытывают. Не гораздо ли чаще невиновность застенчиво потупляет глаза, когда вы слишком подозрительно смотрите на нее? Да, невиновность пуглива, и неожиданный подозрительный взгляд легко приводит ее в смущение. Напротив, порок смотрит вам прямо в глаза; он смел, решителен и имеет то огромное преимущество, что всегда ожидает нападения, всегда готов дать отпор.
Остин открыл дверь в кабинет мистера Балдерби, и мистер Дунбар вошел без доклада; кассир возвратился к своей конторке. Мистер Балдебри сидел за письменным столом у камина и что-то писал, но, увидев банкира, встал и сделал несколько шагов ему навстречу.
— Мистер Дунбар, я полагаю, — сказал он.
— Да, я Генри Дунбар.
Оба компаньона богатой фирмы пожали друг другу руки, и младший пододвинул мягкое кресло старшему.
— Теперь, кажется, слишком поздно поздравить вас с благополучным приездом в Англию, — сказал мистер Балдерби. — Но все же я поздравляю вас от всей души.
Странно прозвучали последние два слова, как бы напоминая звон фальшивой монеты, глухо падающей на стол.
Генри Дунбар ничего не ответил на это любезное приветствие; он молча смотрел вокруг себя. Комната мало изменилась с тех пор, как он ее видел в последний раз. Те же занавеси висели на окне, то же дерево виднелось из этого окна. Большие мягкие кресла, быть может, когда-то были покрыты новым сафьяном, но сафьян этот успел полинять и походил, как две капли воды, на прежнюю старую материю. Даже турецкий ковер был так же запылен и изношен, как тридцать пять лет тому назад.
— Я получил в субботу вечером ваше письмо, в котором вы извещали меня, что приехали в Лондон и желаете переговорить со мной, — сказал мистер Балдерби после некоторого молчания. — Я распорядился никого не принимать, пока вы здесь, и потому я совершенно к вашим услугам. Если вы желаете ревизовать состояние наших дел, то…
— Подобная мысль мне никогда не приходила в голову, — сказал мистер Дунбар, с нетерпением махнув рукой. — Нет, мистер Балдерби, я был негоциантом только потому, что передо мной неожиданно закрылась та блестящая карьера, которая мне так улыбалась в юности. Я предпочитаю быть немым членом нашей фирмы. В последние десять лет своей жизни отец мой не принимал никакого участия в делах. Они отлично шли без его содействия, и, конечно, точно так же фирма обойдется без моей помощи. Я приехал в Лондон вовсе не за тем, чтобы вас ревизовать, а по делу, касающемуся лично меня. Я богатый человек, но не знаю верной цифры моего богатства. Я хочу навести об этом справку, ибо намерен издержать на одно дело большую сумму денег.
Мистер Балдерби поклонился, но повел бровями, не в силах скрыть своего удивления.
— Прежде чем моя дочь вышла замуж, — продолжал банкир, — я передал ей дом в Портланд-Плэс и Йоркширское поместье. Она наследница после меня всего моего состояния, и так как сэр Филипп Джослин богатый человек, то Лора будет одна из богатейших женщин в свете. Все это прекрасно, и ни Лора, ни ее муж не будут иметь причины на меня жаловаться. Но этого мало, мистер Балдерби. Я не выказываю своих чувств перед другими и никогда не хвастался своей любовью к дочери, но, несмотря на это, я от души люблю ее.
Мистер Дунбар говорил очень тихо и раза два обтер лоб своим носовым платком, как это делал еще прежде в Винчестере.
— Мы, англо-индийцы, когда делаем что-то, любим, чтобы это было великолепно, — снова заговорил банкир. — Я хочу сделать своей дочери для свадебного подарка бриллиантовое ожерелье, какое только восточные князья или Ротшильды могли бы дать своей дочери. Вы понимаете?
— Совершенно, — ответил мистер Балдерби, — и я буду очень счастлив помочь вам в этом деле.
— Мне только нужна большая сумма денег, — ответил банкир. — Я, может быть, увлекусь и убью на это ожерелье порядочный куш: леди Джослин будет что оставить в наследство своим детям. Вы и Джон Ловель из Шорнклифа были душеприказчиками моего отца и подписали трансферт его текущего счета на мое имя в прошлом сентябре.
— Точно так.
— Мистер Ловель писал мне об этом предмете. У моего отца, если не ошибаюсь, было два счета: один — взносов, другой — текущий.
— Точно так.
— И эти два счета продолжаются теперь после моего приезда, как и при отце?
— Именно так. Мистер Персиваль Дунбар откладывал лично для себя по семь тысяч фунтов ежегодно. Он редко проживал все эти деньги, а иногда не расходовал и половины. Баланс этих денег и проценты, получаемые им с прибыли фирмы, вносились в его счет взносов, а в текущем записывались суммы, взятые им в различное время.
— Вы можете показать мне эти счета?
— Конечно, — ответил мистер Балдерби и позвонил. — Попросите мистера Остина принести дневной баланс и книгу взносов, — сказал он вошедшему конторщику.
Через пять минут явился Клемент Остин с двумя книгами в толстом сафьяновом переплете.
Мистер Балдерби открыл обе книги и положил их перед Генри Дунбаром. Тот взглянул прежде всего на счет взносов, и глаза его живо перебегали от одной цифры к другой, пока не дошли до последнего итога. Тут грудь его тяжело заколыхалась, и он глубоко вздохнул, как человек, который страдает удушьем. Последняя цифра итога была следующая: