Пауза. Восстанавливаю дыхание. Руками ухватился за бортик бассейна, возвращаюсь к действительности.
— Привет, как дела?
— А, это ты? Привет.
Изабель садится на борт бассейна и погружает ноги в воду. Она такая же, как и прежде, но и немного другая. Изменения не заметить невооруженным взглядом. Они микроскопические. С ней какой-то тип совершенно неопределенного вида; он сразу мне не нравится.
— Ты сюда часто приходишь? — спрашивает она.
— Да, иногда. Я здесь расслабляюсь.
— Слушай, ты как-то раздался!
— Ты находишь?
— Тебе так лучше.
В то время как я краснею от удовлетворения, она рисует круги на воде — на ноги нанесен защитный слой крема против хлорки — и поясняет:
— Я больше не пишу книгу «Дитя народа», решила перейти сразу к экранизации. Я убедила своего мужа пойти на эту авантюру. Он нашел мне продюсера и сценариста. Мы двигаемся вперед семимильными шагами и скоро приступим к озвучению. Это изумительно, уверяю тебя.
Совсем не глупо со стороны ее мужа «нефтяника». Финансируя капризы своей строптивой принцессы, он все держит под контролем.
— Счастлива была тебя повидать, — говорит Изабель. — На днях созвонимся?
— Хорошо.
Она выпрямляется, ныряет, грациозно, по-спортивному, как это сделала бы героиня романов Скотта Фицджеральда, отдыхающая на Ривьере. Ее спутник, постоянный телохранитель, собачонка на побегушках, потенциальный любовник, с подозрением на меня смотрит. Нет, приятель, я не стану развлекаться с твоей сиреной, играя с ней в прятки в бассейне.
Теперь Луна сама может сидеть на высоком стуле благодаря двум подушкам, подложенным под ягодицы. Я приготовил для нее настоящий пир. Встав сегодня рано, в пять часов утра, я стал размышлять о том, что бы приготовить на ужин для нас двоих. К полудню у меня еще не было ни одной дельной мысли в голове. А потом появилась замечательная идея: овощное пюре и ломтик ветчины для малышки; мексиканский салат из банки и рыба в панировке для меня. Апельсиновый сок в качестве лучшего французского вина (выжатый из фруктов, привезенных из Южной Африки). Букетик фиалок также поможет оживить наш стол.
После дня, проведенного в метро, и посещения театра кукол мы, наконец, вдвоем. Чудесная постмодернистская пара.
Луна уронила вилку. Я поднимаю вилку с пола, иду на кухню и приношу другую, совершенно чистую. Мое блюдо остыло (в любом случае я не люблю рыбу, просто мне понравилась упаковка), но у меня тепло на сердце, поскольку моя дочка получает удовольствие. Кстати, сколько раз в жизни я ронял вилку? Мой отец всегда был рассеян. Я — тоже. Луна, кажется, идет по той же дорожке. Подражание или атавизм? Однажды, в четырнадцать лет, когда мысли носились неизвестно где, я поставил свои ботинки в холодильник. Моя мать рассмеялась, обнаружив мой «подвиг». Все в семье стали шутить и приплясывать. Это походило на праздник языческого племени.
Луна улыбается мне.
— Папа… сока… апельсинового сока.
Она тянет ко мне стакан. Пей, моя девочка, это мякоть фруктов без косточек. Я хочу быть твоим королем. Хочу стать самым популярным персонажем твоего воображения. Номером один в твоем списке. Луна снова роняет вилку, а я успеваю подхватить накренившуюся тарелку.
Я уже отправил пять или шесть посланий Флориану, моему редактору-издателю. Он мучает меня неимоверно. Я даже не понимаю, на каком уровне он существует. Чуть выше нуля? Во всяком случае, он практически неуловим. Клер, его ассистентка, сказала мне, что в головное издательство прибыли контролеры из Парижа. (Негодница не захотела мне сказать, что делает вечером. У нее есть парень, даю голову на отсечение; вместе с этим балбесом она проводит все вечера у телика. Иногда они ходят в ресторан за углом, и это называется насыщенная жизнь.) По ее словам, Флориана не будет в течение двух недель. Нечего биться. Вновь набираю его номер. Мои пальцы скользят по кнопкам, словно я пианист; я уже слился с телефонным аппаратом и являюсь его продолжением, — во мне заговорил инстинкт выживания. Гудки опьяняют, и у меня появляется навязчивая идея войти в контакт со своим абонентом и узнать, имеют ли еще смысл наши профессиональные отношения. И наконец удача! Флориан отвечает:
— Ну, говори, у меня две секунды.
— Мой счет! Пока ничего не пришло!
— Невозможно. Я дал указание. Это сбой в бухгалтерии. Они там ничего не делают. Странно!
— Мне нужны деньги завтра! Иначе я стану странным! Меня осаждают агенты из налоговой службы!
— Ну, я им задам жару, в бухгалтерии. Ты увидишь!
— А как та девушка, которую изнасиловала вся семья?
— Она колеблется. Я еще должен с ней поработать. Сенсационное дело.
— Тебе не кажется, что с ней уже достаточно поработали?
— Эта книга для нее новый шанс.
— А у тебя нет другой работы? Например, быстренько что-нибудь переписать?
— Нет, пока ничего. Но может возникнуть в любой момент. А твой роман двигается?
— Литература — это ДЕРЬМО!
— Прости, мне звонят. Пока.
Быть может, я забыл, что на улице лето. В моей памяти всплывают какие-то эпизоды отдыха на океане. На языке — вкус жареной рыбы соль, которую я попробовал в Нуармутье. Принесет ли сентябрь желаемые перемены? Я всегда принимал решения в начале осени, а не в Рождество, праздник искусственного веселья. Мои основные задачи: заплатить за снимаемую квартиру и остаться на плаву, заниматься любовью с замечательными женщинами и преодолевать вплавь большие дистанции в различных бассейнах Парижа. Пока я не желаю большего. В этом — реализм и скромность моих притязаний.
Друзья вернулись после отпусков, накопив кое-какой опыт, и их потребности имеют мало связи с действительностью.
На улице дез Аршив, на террасе кафе «Маронье», снуют люди, пресытившиеся витаминами, — результат применения питательных кремов, употребления экстази и обильного загорания на летних курортах: Ибица, Хорватия, Гоа…
Чувствую похотливые взгляды на своих ягодицах. Животное гомосексуальное, кажется, завоевывает свои позиции, как и животное гетеросексуальное, но часто его оптические радары посылают сообщения более быстрые и менее завуалированные: «Пойдем в заднюю комнату. Я могу сосать, стоя на коленях. Войди в меня. Я еще поработаю рукой. Незащищенные отношения не запрещаются». Некоторые контакты завязываются и без слов — всего лишь несколько кивков и какое-то хрюкание во время проникновения.
На втором этаже я вновь вижу своих друзей по «Ревю Перпандикулер». На литературном вечере сегодня чествуют двух писателей: Жана Фока, который пишет также тексты песен для французских звезд эстрады, и Жака Анрика, пришедшего со своей милейшей супругой Катрин Милле, которая возглавляет журнал «Арт-пресс».