Один из татар ухмыльнулся, обнажив желтые, полусгнившие зубы и, повернув голову в сторону, сказал по-русски соседу:
– Юнус, нам разве нужны такие строптивые рабы? – И ко мне: – Бросай саблю, умрешь быстро, ничего не почувствуешь.
Я на мгновение прикрыл глаза. Когда я снова открыл их, все трое уже летели в прыжке ко мне, направив лезвия сабель мне в грудь.
Наверное, они подумали, что я молюсь перед смертью своему Богу. Они жестоко ошибались. Я просто шагнул назад, пройдя сквозь забор и успев чиркнуть перед этим одного из нападавших по шее. Сейчас ломанутся в ворота. И точно! Разъяренные татары бросились в ворота, мешая друг другу, чем я не преминул воспользоваться, увеличив счет их потерь еще на одного бойца. Неожиданные потери отрезвили оставшегося в живых противника. Он стал обходить меня. Как я пожалел, что оставил щит! Татарин стал приближаться. Теперь меня может спасти только быстрое передвижение. Надо вымотать его. Я снова прошел сквозь забор, подобрал у убитого татарина саблю. Пусть у меня нет щита, зато в обеих руках по сабле. Рванул за избу, обегая ее слева. Свернув за угол, тут же упал на землю и выставил левую руку с саблей вперед. Догонявший меня татарин не ожидал преграды под ногами и споткнулся, животом нанизавшись на саблю, попытался достать меня саблей, и мне чудом удалось избежать удара, прямо-таки немыслимо извернувшись. Второго удара он нанести не успел, поскольку я смог дотянуться и отрубить своей саблей его правую руку. Вскочив на колени, я вогнал ему саблю в грудь. Я обошел заставу, в живых не было никого. Подобрав свой пояс с ножом, опоясался. Надо и самому убираться. И так сделал ошибку, пустившись в разведку в одиночку, чуть не ставшую для меня роковой.
Вышел во двор, и взгляд мой остановился на татарских лошадях, вернее – на переметных сумах у седел. Надо взглянуть, что там, чай – трофеи. В одной из сумок – верхняя одежда, причем поношенная, видимо – снятая с пленных. В другой – крупа, вяленое мясо, сухие лепешки. Нам это ни к чему.
Досмотрел и остальные сумки. В одной – видимо, это были сумки старшего – нашлись какие-то бумаги на непонятном языке. Надо взять с собой, пусть воевода тульский разбирается. В другой сумке – серебряные и золотые кубки, ожерелья, подвески, немного серебряных денег. Награбили, сволочи. Но не бросать же это добро просто так, лучше заберу с собой; правда, весу в мешке с трофеями около пуда, да ничего – довезу. Отвязав лошадей от коновязи, я похлопал их по крупу. Пусть идут куда хотят, у коновязи они просто сдохнут от голода, чего животных попусту мучить?
Солнце склонялось к закату. Надо возвращаться назад, там меня Петр ждет, небось уже беспокоится, что долго нет.
Через полчаса немного поодаль показались два всадника, неспешно передвигающихся на усталых лошадках на юг. Наверное, отставшие татары. Срубить бы их – да дело к вечеру, надо спешить к Петру.
Вот и знакомое местечко, где мы расстались. Что-то не видно моего сотоварища. Подскакав, я окликнул:
– Петр! Ты где?
В ответ – тишина. Я зашел в бревенчатую крестьянскую избу, где мы останавливались на ночлег. В углу лежал окровавленный Петр, стол перевернут, лавка сломана, оловянная посуда в беспорядке разбросана по полу. Черт! Здесь был бой.
Я бросился к Петру, потрогал пальцами сонную артерию. Пульса не было. В принципе как врач и уже опытный воин я с первого же взгляда понял, что Петр мертв, но хотелось убедиться – не верилось просто. Как же так, Петр – очень опытный и умелый боец. Или врасплох застали?
Я вышел из избы, обошел двор. Ага, вот один татарский труп, за избой – второй. Упорно сражался Петр, дорого продал жизнь. Просто крымчаков было много. Надо похоронить его по-человечески, парень это заслужил. В голове мелькнуло – ведь видел же я тех двух всадников, что навстречу мне попались. Не их ли рук это дело? Пока еще солнце не село, надо догнать и свершить возмездие. Даже если это и не они, так ничем не лучше. Злоба и чувство мести распирали мне грудь.
Я вскочил на коня и рванул на юг. Конечно, от места, где я их видел, они уже явно ушли, но искать надо оттуда. Мысленно я прикинул, сколько они могли проскакать. Выходило – до заката я их догоню.
Я гнал коня как сумасшедший, всматриваясь – не мелькнет ли где всадник, не видно ли хоть легкого пыльного облачка. Местность была мне хорошо знакома, все-таки не один день патрулировал, поэтому я спрямлял путь, где это было можно. Есть! Увидел! Вот двое рысят, явно не торопясь, о чем-то разговаривают, размахивая руками. Я хлестанул лошадь – до татар было уже метров пятьдесят. В том, что это татары, сомнения не было. Низкорослые мохнатые лошадки, седла без стремян, воины с луками в татарских колчанах, короткие копья с бунчуками. Кафтаны цивильные – ну так они могли надеть награбленное. Надо бить.
Выхватил из ножен саблю, но и татары заметили погоню. Оба всадника рванули вперед, потом разделились и начали меня обходить с двух сторон. Из луков не стреляли – то ли хотели взять живым наглого московита, то ли колчаны были уже пусты. Я выхватил из-за пояса нож и перехватил его в левую руку. Когда сблизился с первым противником на расстояние броска, с силой метнул нож. Татарин даже не успел взмахнуть саблей. Сзади нарастал топот копыт, я рванул поводья, разворачивая лошадь. Сблизились, и я ударил первым. Татарин мгновенно поднял щит и закрылся им – только искры полетели от железного умбона после удара моей сабли. Пока я развернул коня, татарин уже держал в руке копье. Плохо, для меня плохо не дотянуться мне саблей до него, копье длиннее. Да и судя по тому, как он быстро и ловко обращается с оружием, крымчак – воин опытный. Не он ли сразил Петра? Неопытный противник сделать этого не смог бы – я видел Петра в бою, я знал его возможности.
От атаки пришлось отказаться, я лишь сымитировал ее, проскакав близко, но вне досягаемости копья, и развернулся снова. Но и для меня эта имитация оказалась полезной, мне удалось разглядеть, что колчан для стрел пустой. Поизрасходовал, видимо, в набеге. Так вот почему он обороняется копьем, не вытаскивая лук – основное татарское оружие для дальнего боя. Копье хорошо для конных атак, а в ближнем бою оно не слишком маневренно из-за веса и длины.
Солнце уже коснулось земли краем диска. Еще полчаса – и стемнеет, времени у меня немного. В темноте запросто можно и напороться на копье. Ну, такого удовольствия татарину доставить мне бы не хотелось. Что предпринять? Лошадь встала, татарин не отводил от меня злобно поблескивающих глаз. Будем брать измором, учитывая, что уложиться мне надо в полчаса.
Я снова ринулся в атаку, явно беря курс к правому боку крымчака, и, когда уже морда лошади была совсем рядом и рожон копья должен был ударить меня в грудь, неожиданно для него спрыгнул с коня и полоснул татарина по ноге. Я его зацепил, он же не успел перевести копье справа налево. Вот так и надо.
Несколько ран, перевязаться я ему времени не дам, изойдет кровью – и он мой. Так часто поступают, когда противник закован в броню и пробить ее саблей или мечом невозможно, тогда бьют в слабо защищенные места – руки, ноги, и враг слабеет от кровопотери. Хоть у крымчака и нет брони, но копье – проклятое копье! – оно длиннее моей сабли.