– Прости, детка. Я так тебя хотел, что впору было рехнуться.

– Ничего страшного, – пролепетала Мэдди, еще не придя в себя и чувствуя головокружение. Он помог ей встать, и они, перешагивая через одежду на полу, побрели в спальню. Ей хотелось одного – уснуть, даже принять душ не хватило сил. Она знала, что близка к обмороку.

Джек нежно уложил ее в постель, она благодарно улыбнулась ему, и стены закружились вокруг нее в хороводе.

– Я люблю тебя, Мэдди. – Он смотрел на нее сверху вниз, она тоже пыталась сфокусировать на нем взгляд, но мешало усиливающееся головокружение.

– Я тоже тебя люблю, Джек, – выдавила она, с трудом ворочая языком. И в следующее мгновение – он еще стоял над ней, не отрывая взгляд, – погрузилась в сон.

Джек погасил свет, вернулся в гостиную и плеснул себе виски. Опрокидывая рюмку, гордо взирал на Вандомскую площадь, довольный собой. Урок пошел впрок, Мэдди усвоила его науку.

Глава восьмая

Они ужинали в самых модных парижских ресторанах: «Тайеван», «Тур д’Аржан», «Ше Лоран», «Люка Картон», обедали в маленьких бистро на Левом берегу. В промежутках между этими праздниками чревоугодия посещали бутики, магазины антиквариата, художественные галереи. В «Картье» Джек купил Мэдди изумрудный браслет. Это смахивало на второе свадебное путешествие, и ей было стыдно, что в первый вечер она напилась. О нем у нее остались странные воспоминания: вожделение, граничащее с опасностью, тревога и наслаждение. После этого она пила очень мало – не видела смысла. Джек окружил ее неустанным вниманием и заваливал подарками, так что она была пьяна от его любви. Он делал все, чтобы ее заворожить. В итоге ко времени отъезда на юг Франции Мэдди снова очаровалась им. Он опять вел игру.

Они поселились в «Отель дю Кап» на мысе Антиб, в роскошном номере с видом на океан. На пляже у них было свое место, вполне уединенное, чтобы заниматься любовью, чем они регулярно пользовались. Никогда еще Джек не был таким обходительным, таким влюбленным. У Мэдди все чаще шла кругом голова. Казалось, то, что она чувствовала раньше – гнев, негодование, ощущение, что ее предали, – было иллюзией, а единственная реальность – та, что она обрела теперь.

Им предстояло провести на Лазурном берегу пять дней, а затем, с сожалением расставшись с этим раем, перебраться в Лондон. Они взяли яхту и плавали в Сен-Тропе, делали покупки в Каннах, ужинали в Жуан-ле-Пэн, а вечером, вернувшись в «Отель дю Кап», танцевали. Все было так чудесно, так романтично! Мэдди чувствовала себя абсолютно счастливой. Никогда еще муж так часто не занимался с ней любовью. Ко времени переезда в Лондон ей уже было больно сидеть.

Там у Джека скопилось гораздо больше дел, но он все равно старался быть с ней: водил по магазинам и ужинать в «Харри’з Бар», танцевать в клуб «Аннабел», а в «Графф’с» купил ей маленькую изумрудную ленту, подходившую к парижскому браслету.

– Почему ты так меня балуешь? – спросила она со смехом, выходя из «Графф’с» на Нью-Бонд-стрит.

– Потому что я тебя люблю, ты – моя лучшая ведущая, моя звезда! – ответил Джек с широкой улыбкой.

– Вот оно что! Подкуп вместо повышения? – Мэдди пребывала в приподнятом настроении, но в глубине души все еще недоумевала. Он был так учтив и обходителен, а ведь перед поездкой вел себя так жестоко!

– Похоже на то. Меня прислали сюда с заданием тебя соблазнить. – Он изобразил шутливую суровость и заставил ее расхохотаться. Ей хотелось любить его, хотелось его любви.

– Что-то тут не так, тебе что-то от меня нужно, Джек! – не унималась она.

И оказалась права. Ему нужно было ее тело, он требовал его день и ночь. Мэдди начинала чувствовать себя машиной для секса. Раз-другой он в пылу любви напоминал ей, что она принадлежит ему с потрохами. Такие разговоры были ей не по нутру, но Джек, казалось, еще больше от них заводился, поэтому она старалась не возражать. Если это для него так важно – пусть; хотя у нее все чаще возникало подозрение, что это не шутка, что он действительно так думает. Но нет, она не его собственность, они любят друг друга, он ее муж!

– Я уже чувствую себя леди Чаттерлей [4] , – призналась она однажды со смехом, когда он в очередной раз кинулся ее раздевать, лишь только они вернулись в свой гостиничный номер. – Ты принимаешь какие-то витамины? Ты ими, случайно, не злоупотребляешь?

– Много секса не бывает, Мад. Это полезно для нас обоих. Обожаю заниматься с тобой любовью в отпуске!

Впрочем, он и дома не отлынивал от супружеского долга. Казалось, у него никогда не проходил аппетит к Мэдди. Ей это чаще всего нравилось, не считая случаев, когда он допускал грубость, как тогда в Париже.

В их последний вечер в «Кларидж» Джек опять сорвался. Лишь только они вернулись с танцев в «Аннабел» в свой роскошный номер, он прижал Мэдди к стене, порвал на ней трусики и чуть не изнасиловал. Она пыталась заставить его подождать или хотя бы дойти до спальни, но он знай себе пригвождал ее к стене и отказывался уняться, потом затащил в ванную и овладел ею на мраморном полу, не реагируя на ее мольбы. Он опять причинял ей боль и был так возбужден, что ничего не слышал. А потом просил его простить, уложив Мэдди в ванну с теплой водой.

– Сам не знаю, что ты со мной делаешь, Мад. Ты сама виновата, – говорил он, массируя ей спину. А через минуту забрался к ней в воду. Она подозрительно покосилась на него, боясь, что он опять грубо на нее набросится, но в этот раз Джек позаботился о ласках и взял ее без боли. Жизнь с ним была непрерывной каруселью наслаждения и мучения, ужаса и страсти, бесконечной нежности и неотвратимой жестокости. Это было трудно объяснить, но Мэдди постеснялась бы о подобном говорить. Иногда Джек принуждал ее к такому, за что ей потом бывало стыдно. Но он убеждал, что все в порядке, ведь они муж и жена, он ее любит, а когда делал ей больно, твердил, что она сводит его с ума и все это ее вина. Это было и лестно, и больно. Мэдди пребывала в постоянном смущении.

Когда они с Джеком наконец вылетели домой, минувшие две недели казались месячным отпуском. Давно уже она не чувствовала такой близости к мужу, давно так не радовалась. Целых две недели она провела в центре его внимания. Он ни на минуту не оставлял ее одну, изо всех сил баловал, любил так, что она уже не помнила себя от наслаждения.

В день возвращения в Джорджтаун Мэдди казалось, что это был ее медовый месяц. В холле дома Джек поцеловал ее. Он отнес наверх чемоданы, в том числе наполненный парижскими и лондонскими покупками. Пока Джек забирал почту из ящика, Мэдди прослушала автоответчик и удивилась, насчитав целых четыре сообщения от Грега Морриса. Его голос звучал непривычно серьезно, но перезванивать ему было поздновато.

Интересных писем не оказалось. Супруги перекусили, приняли душ и улеглись спать. Следующим утром им предстояло вернуться к работе.

По дороге в студию они болтали. Оставив Джека в вестибюле, Мэдди поспешила наверх. Ей не терпелось увидеться с Грегом и рассказать ему о своем путешествии, однако вот незадача: Грега на студии не оказалось. Она стала одна разбирать накопившуюся почту. Часы уже показывали десять, Грег все еще не появлялся, и Мэдди забеспокоилась. Она заглянула к секретарю и спросила, не заболел ли коллега. Судя по выражению лица Дебби, ей было неудобно отвечать.