Жив.
И все тут.
Она долго целовала его в щеки, в лоб, в глаза. На своих губах она чувствовала нежность его кожи и вспомнила ощущение, которое испытывала, прижимая его к себе, когда он был еще младенцем. Она улыбнулась сыну и прошептала что-то ему на ушко.
Возле койки Люка медсестра заполняла на столике его историю болезни.
– Отец здесь?
– Мы с ним не живем.
Медсестра вновь погрузилась в свои записи, а Жюли – в тепло своего сына.
– А вдруг он очнется, когда меня здесь не будет?
– Мы вам незамедлительно позвоним, у нас есть номер вашего мобильного телефона.
– У меня нет мобильного телефона.
– Мсье, который вас привез, дал номер в приемном покое.
– А…
– Это не родственник?
– Родственник.
– Дедушка?
– Нет… То есть наверное…
Медсестра посмотрела на нее с едва заметной вопросительной улыбкой.
Разве она могла понять? Как Жюли могла объяснить ситуацию? Судя по его привязанности к мальчику, он мог бы быть его дедушкой, судя по возрасту – тоже. Но всего через три недели?
«Ну и что?»
Поль вытащил из стопки журнал, небрежно пролистал его и сразу отложил, не в силах сосредоточиться. Что за ерунда все эти статьи по сравнению с тем, что произошло несколько часов назад!
Услышав торопливые шаги по коридору, он усомнился, что это Жюли, – не ее походка. Он уже многое знал о ней, даже такие детали.
– Здравствуйте, мсье.
– А, Каролина! Хорошо, что вы пришли. Уже видели Жерома?
– Да, я как раз от него. Он рассказал мне про малыша. Как он?
– Люк приходит в себя после наркоза. Его пришлось прооперировать.
И Поль выложил ей полный медицинский диагноз.
Глаза Каролины наполнились слезами.
– Какой кошмар! Это ужасно! И как Жюли справляется со всем этим?
– Она потрясена. Но держится мужественно.
В комнате повисло молчание. В такой момент трудно поддерживать разговор.
Но как же тяжко было это молчание.
Проснувшись, Жюли не сразу пришла в себя и не сразу поняла, где находится. Она лежала на широкой постели в скромно обставленной невыразительной спальне. Совершенно очевидно, это не больница. Она встала, чтобы раздвинуть шторы и выглянуть в окно, и увидела Поля, возвращавшегося от почтового ящика с утренней газетой. Значит, у него.
Она рассмотрела одежду, в которой спала, – свои трусики и большую мужскую футболку. Жюли ничего не помнила, даже как Поль укладывал ее в эту постель.
Обернувшись, Жюли увидела свое отражение в зеркале. Жуткое. Красные глаза, набухшие веки, заострившиеся черты. На лбу синяк – единственный след аварии. Все досталось Люку. На полу возле кровати лежал большой красный чемодан. Она выхватила оттуда какие-то вещи и проскользнула в ванную комнату, примыкающую к спальне, чтобы принять обжигающий душ в надежде, что это поможет расслабиться и немного снимет отек.
Но уже через несколько минут поняла, насколько несбыточны ее мечты.
Ей не удалось даже нанести тональный крем. Слезы все текли и текли…
И еще будут течь.
Тогда Жюли спустилась в кухню, откуда раздавался стук посуды. Поль хлопотал вокруг стола, накрывая на завтрак.
– Поспала? – спросил он, целуя ее в лоб.
– Это ты меня раздел?
– Ну не он же, – ответил он, указывая на огромного пушистого кота, который дремал на подушке в углу кухни. – Не беспокойся, – добавил он, – я бросил на тебя всего лишь дружеский взгляд. После больницы ты была вообще без сил.
– Я бы хотела вернуться туда.
– Сейчас отвезу. Только сначала съешь что-нибудь.
– Я не голодна.
– Тогда выпей хотя бы сладкого чая. Завтра я куплю тебе телефон: пригодится.
– Нет-нет, я не смогу зап…
– Помолчи! Заплатить – мое дело, ясно? – с раздражением прервал он.
– Не сердись, Поль, – умоляюще произнесла она, затаив дыхание.
Поль отвернулся и, устремив взгляд в окно, обеими руками оперся о раковину. Жюли заметила, как несколько раз дрогнули его плечи. Она подошла и протиснулась между ним и раковиной. Поль обнял ее и заплакал:
– Это я виноват. Если бы я вывернул руль в другую сторону!
– Разве ты мог?
– Все случилось слишком быстро. Я едва успел понять, что происходит, а пикап уже врезался в нас. Жаль, что этот подонок разбился насмерть, пусть бы посмотрел, что натворил.
– Зачем ты выстирал дуду? – спросила Жюли, увидев, что тряпка сушится на радиаторе парового отопления.
– Она имела жуткий вид. Не спрашивай меня, так лучше.
Они постояли так еще несколько минут, потом торопливо проглотили горячий чай и поехали в больницу, где Поль оставил Жюли у входа в детское отделение, а сам пошел к другой лестнице – узнать про Жерома.
Рано утром Людовика перевели в реанимацию. Здесь было очень приятно. Спокойные цвета, картины на стенах. Несмотря на непрерывный шум приборов, обстановка была спокойной, почти радостной, во всяком случае, как будто и здесь тоже шла нормальная жизнь. Одна из двух медсестер улыбалась. В первое мгновение ее настроение удивило Жюли. Ей казалось, что работать в таком месте очень тяжело. Но, придя в палату, она почувствовала, что эта радость жизни почти заразительна. Она, конечно, в это не верила, но охотно рискнула бы заразиться.
– Могу ли я видеть врача, чтобы поговорить о сыне?
– Да, разумеется, вы встретитесь с доктором Лагардом, заведующим отделением. Он приходит к девяти, сейчас у них летучка.
Быстро осмотрев отделение, Жюли вернулась в палату Людовика, придвинула к кровати небольшое кресло и уселась в него. Она взяла в свои ладони вялую ручку, погладила сына по волосам. Над бровями проходит длинный шов. Мелкие ранки тщательно обработаны.
Жюли рассмотрела все провода, сходящиеся к сыну.
В палату вошла медсестра с подносом в руках. Она взяла шприц и заменила его другим. Она, совсем как духами, буквально пахла уютом. Казалось, если приглядеться, можно заметить вокруг нее облако мелких цветочков. Ответив на вопросы, которые задала ей Жюли, медсестра приветливо улыбнулась ей и вышла.
Она действует благотворно.
Спустя несколько минут раздался стук в дверь и в палату вошел доктор. Он еще раз объяснил Жюли ситуацию. Она внимательно прислушивалась к тому, что он говорит, и начинала понимать.
– Существуют ли знаки-предвестники, которые предупредят нас, что он выходит из комы?