—Я не призываю вас строить города, — сказал Кончак — Нам нужно объединиться, чтобы дать отпор русичам. Лукоморские и днепровские орды разбиты, теперь наш черёд.
Ханы согласились с каганом, что нужно объединить свои силы.
Однако Елдечук и Тайдула настаивали на том, что лучше всего уйти за Дон и ждать русское войско там.
— Чем дальше от Руси мы заманим русских князей с их дружинами, тем больше вероятность, что никто из них не вернётся обратно, — твердил Елдечук.
Воинственный Гза решительно возражал против этого.
— Не нужно ждать похода русичей, нужно самим идти на Русь, — говорил он. — Пусть мы не одержим полной победы, зато не дадим русским князьям выступить к нашим кочевьям.
Гзу поддержал хан Чилбук. Этого же мнения был и Кончак.
По сути дела, эти трое убеждали остальных ханов и беков проявить решимость, не бегать от опасности, а идти ей навстречу.
— Я послал гонцов к лукоморским ханам, — сказал Кончак. — Уверен, кто-нибудь из них нас поддержит.
— Глеб Тирпеевич уже поддержал тебя однажды, — язвительно промолвил Елдечук, — теперь он томится в плену у русичей.
Кончак с трудом сдержался, чтобы не ответить грубостью.
Тулунбай, настроенный дружелюбнее всех, предложил, чтобы окончательно не перессориться друг с другом, собрать воедино конников и лучников от всех орд и куреней и встретить русских князей близ Северского Донца.
— Если, конечно, киевский князь соберёт рати в это лето, — добавил Тулунбай. — Может статься, что этого не произойдёт, а мы всполошились раньше времени. Дразнить же русичей набегами не стоит, ныне их единство сильнее нашего.
Тулунбай бросил осуждающий взгляд в сторону Елдечука.
Елдечук, дабы не выглядеть самым несговорчивым, согласился с мнением Тулунбая. Глядя на него, это же сделали Копти и Тайдула.
— Самое верное — это держать войско наготове, — заявил Копти. — Но и русичей дразнить не следует. Кто знает, может, киевский князь соберёт полков больше, чем у нас. А ответа от лукоморских ханов мы пока не дождались.
Прошло несколько дней.
Возвратились гонцы Кончака, привезя радостную весть. Хан Тоглый с братом Бокмишем готовы воевать с русскими князьями.
Ещё через педелю с дальних пастбищ примчались на взмыленных конях дозорные, сообщив, что у реки Оскол стоит станом русская рать!
Куда направляются русские дружины, на Дон или к Лукоморью?
Этот вопрос встревожил всех в донских кочевьях — от кагана до самого бедного пастуха.
— Не важно, куда идёт враг, важно, что он в наших степях, — сказал Гза. — Надо на русских!
Елдечук и Копти, не желая рисковать, предлагали дождаться лукоморских ханов.
— Вёз численного перевеса с русичами сражаться опасно, — молвил Елдечук.
Трусоватый хан Кунячук и вовсе отказался сражаться:
— Коль русские князья уже здесь, значит, войско у них огромно. Нам их не одолеть, даже если все лукоморские ханы придут сюда. Я велю немедленно разбирать юрты, навьючивать верблюдов и собирать стада. Моя орда уходит за Дон!
Кончаку и Гзе немалого труда стоило уговорить Тайдулу не следовать примеру Кунячука.
— Ты уже несчастен, если страшишься несчастья, — говорил Гза.
— Общий котёл и на льду закипит, — вторил ему Кончак. — В единстве наше спасение!
Но, пожалуй, решающим для Тайдулы и других ханов стало слово главного шамана, который предрекал половцам победу над русичами, ссылаясь на недавнее затмение солнца.
«Светило русов — солнце, светило половцев — луна, — сказал шаман. — Луна закрыла солнце, это добрый знак. Степные воины сметут русские дружины!»
Ханы стали вооружаться...
У Кончака накануне умерла старшая жена, поэтому его юрта была в трауре.
Хозалчин не смогла пережить смерть любимого сына. Последнее время Иштуган часто являлся ей во сне, мерещился по вечерам в неверном свете масля пых светильников. Однажды Хозалчин легла спать и не проснулась.
Рабы рыли могилу скончавшейся ханше, когда пришла весть о том, что русское войско стоит на реке Оскол.
Кончак, постаревший от горя, сидел подле тела супруги, обряженной в последний путь. Гнев и скорбь владели ханом. Его брат и старший сын пали в сечах с русичами, два других сына находятся в плену у киевского князя. Теперь вот умерла старшая из жён, не вынеся горечи утраты.
Около тела ханши суетились два мастера-каменотёса. Они лепили из глины лицо умершей, чтобы затем воспроизвести его в камне живым и радостным. Над могилами знатных половчанок тоже ставили каменное изваяние, передающее черты умершей. Так повелось издавна. Этот обычай половцы переняли от кимаков, своих гонителей из приалтайских степей...
Оставаясь невидимыми, лазутчики Кончака вели постоянное наблюдение за войском русичей.
Вскоре стали приходить ободряющие известия. Русская рать направляется на юг, к Лукоморью. Оказывается, это не киевский князь со своими союзниками, а полки северских князей.
Кончак и представить не мог, что черниговский князь и его двоюродный брат Игорь Святославич могут отважиться без ведома киевского князя на столь далёкий поход. Поэтому он уверил ханов, что войско северских князей — это лишь передовой отряд общерусского войска.
— За этим отрядом идут дружины Рюрика и Святослава Всеволодовича, — говорил каган.
Замысел Кончака был прост: заманить в ловушку передовой отряд русичей и уничтожить до подхода главных сил.
Кончак выбрал из своих телохранителей смышлёного воина, знавшего русский язык, и приказал ему сделать так, чтобы попасть в руки дозора русичей.
— Наведёшь их на след орды Кунячука, — сказал воину Кончак в присутствии Гзы. — Если сделаешь всё, как я хочу, получишь хорошего коня и саадак [105] , набитый золотом.
— Два коня получишь, — вставил Гза, подняв два пальца, — и два саадака с золотом.
Воин с поклоном удалился.
Гза понимающе усмехнулся, глядя на Кончака:
— Зверь непременно захочет сожрать такую приманку. Бедняга Кунячук и не ведает, что скоро станет дичью.
— Хоть какая-то польза будет от этого ничтожества, — ответил Кончак. — Сражаться Кунячук не умеет, так пусть хотя бы своим бегством заманит русских в расставленные сети.
* * *
Невелика речка Сюурлий. Зарождаясь в болотистой низине, она несёт свои воды по неприветливой равнине среди каменистых гряд и солончаковых пустошей, прежде чем слиться с широкой рекой Самарой.
Возле этой речки на песчаных дюнах, поросших ломким тростником, расположил на отдых свои курени хан Кунячук.