Те же самые слова, абсолютно идентичные, они встречались на протяжении нескольких страниц. Никакого сомнения, одинаковые фразы, только заимствованные Вороном из разных глав. Особенно внимание Джульет привлекли две строки. В них явно был скрыт какой-то смысл.
Нельзя, чтоб страх повелевал уму!
Здесь нужно, чтоб душа была тверда
Эти стихи обозначали что-то важное, они говорили о том, как вести себя, столкнувшись с тем, о чем Ворон не хотел говорить прямо.
Джульет чувствовала, что проникла в тайну. Она поспешила переписать самое главное в этой загадке:
Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям.
Древней меня лишь вечные созданья,
И с вечностью пребуду наравне.
Входящие, оставьте упованья.
Джульет быстро перечитала стихи, и ей стало дурно.
Это были слова, написанные на вратах Ада.
Прошло еще два дня, а ни малейшего следа в деле так и не появилось. Ни одного серьезного свидетеля в окрестностях места преступления, ни одной существенной зацепки, ни малейшей улики, которую могло бы дать письмо — ни отпечатка, ни волокна, ничего. Митс изучил дела всех преступников штата, осужденных за покушение на нравственность и освобожденных в течение последних полутора лет. Некоторые из них более или менее соответствовали составленному психологическому портрету, и тогда их дела ложились в лоток с пометкой «Допросить». Со своей стороны, Салиндро пожертвовал функциями координатора, чтобы помогать Карлу Диместро и команде судебных антропологов, подчинявшихся Службе судебно-медицинской экспертизы, возглавляемой доктором Фольстом. Основная их задача заключалась в восстановлении первоначальных черт лица жертвы, верхняя часть которого была изъедена кислотой. Это была долгая и кропотливая работа, требовавшая экстраординарной точности в моделировании маски из силиконового эластомера. К команде даже присоединился пластический хирург из портлендского университета, чтобы работа была завершена как можно скорее. Однако не следовало ожидать убедительных результатов раньше, чем через несколько дней. Поиск по зубной карте также пока ничего не дал; а если убитая девушка, например, лечилась у дантиста из какого-нибудь отдаленного графства, ответ можно было не получить вообще никогда. Личность жертвы пока оставалась тайной.
Всю среду Бролен провел, осматривая место преступления и лес вокруг, в надежде, что ему в глаза бросится какая-нибудь ранее ускользнувшая от внимания экспертов деталь, но главное, желая лучше проникнуться атмосферой случившегося. Следствию не хватало улик, чтобы поймать преступника. И, что хуже всего, Бролен был уверен, что следующая жертва появится очень скоро, что этот сумасшедший снова нанесет удар, правда, по-прежнему было совершенно неизвестно, где именно. Призрак Лиланда — так он называл маньяка из-за сходства совершенного им убийства с теми, которые совершал Лиланд Бомонт — нападет вновь, будет появляться еще и еще, охваченный своим мрачным смертоносным порывом, поглощенный желанием сеять смерть, дать выход жестоким сексуальным импульсам. Анализируя его действия, Бролен предвидел новую кровь.
Призрак Лиланда будет убивать до тех пор, пока его не остановят. Обратный отсчет начался, и каждый следующий день означал, быть может, агонию и смерть очередной жертвы. Для Бролена знать это было невыносимо. Он чувствовал себя виноватым за то, что продвигается вперед не слишком быстро, ему требовались дополнительные улики, другие доказательства. Значит, необходимо было действительно влезть в шкуру убийцы, понять его и научиться предугадывать его действия.
Весь четверг Бролен и Митс вместе с маршалами из Бисмарка, шерифом графства Васко и его людьми допрашивали Генри Палерноса. Однако прежде всего они установили, что у Паркер-Джеффа есть алиби на ночь убийства, и Салиндро едва удалось убедить парня, что тот вовсе не является подозреваемым и что речь идет о простой следственной проверке. Паркер совершенно не понимал, почему он, спасший жизнь инспектору Бролену, все еще значится в числе подозреваемых. К счастью, с Генри Палерносом все было намного проще, потому что с ним не приходилось церемониться. Человека, напавшего на Бролена, охраняли лучше, чем Форт-Нокс, Прошло несколько часов, пока благодаря свидетельству самых разных людей алиби Палерноса в ночь убийства также удалось подтвердить. Палернос не совершал это преступление. Его срыв был вызван случайным стечением обстоятельств: находившийся в розыске заключенный, увидев копа не из местных, который к тому же задавал вопросы, решил, что это наверняка разыскивают его, и отреагировал столь резким образом. Не особенно удивившись, Митс и Бролен вернулись вечером в Портленд, так и не обнаружив ни один хоть сколько-нибудь существенный след. Темнота вокруг казалась им достаточно тревожной. Диск луны светился на небе, подобно знаку таинственной угрозы, подмигивая полицейским из огромных разрывов между облаками, и был совсем не похож на привычное ночное светило.
В пятницу утром Бролену позвонила Джульет. Она была крайне возбуждена, хотела видеть его по неотложному делу. Очевидно, и впрямь случилось что-то важное.
Полчаса спустя она уже стучала в дверь кабинета Джошуа.
Когда Джульет вошла внутрь, ее удивили две вещи. Сильный запах фруктового чая и улыбка, с которой ее встретил Бролен. Она-то думала, что является одним из немногих ценителей фруктового чая в Портленде, и вот теперь обнаружила в Бролене еще кое-что общее. Безразличие, которое он демонстрировал во вторник, совершенно исчезло, остался лишь мужчина с напряженным лицом, но радостной улыбкой.
— Чем я обязан твоему столь раннему визиту? — поинтересовался он, вставая.
— Мне… мне нужно что-то показать тебе, — пробормотала она в ответ.
— По телефону твой голос звучал так, как будто это жизненно важно, — заметил Бролен. — Хочешь кофе?
Джульет показала пальцем на чайник:
— Я бы предпочла чай: с лесными ягодами — мой самый любимый, — ответила она.
— А я-то думал, что являюсь единственным его покупателем во всем Портленде, — удивился Бролен. — Я беру его у Уиттарда из Челси. Значит, лишь благодаря нам эта лавочка все еще выживает!
— Может быть, мы иногда даже встречались там еще до нашего знакомства, — сказала Джульет.
Бролен не ответил, сосредоточившись на разливании кипятка в две кружки с символикой «Трэйл Блэйзерс». [16]
— Как твоя щека? — задала вопрос Джульет, заметив, что кровоподтек изменил свой цвет с красного на сине-зеленый.
— Еще немного болит, но ничего страшного. Да и боль в плече почти не чувствуется. Садись и рассказывай.
Они уселись за стол Бролена, и Джульет открыла картонную папку, которую держала в руках.