— Спасибо, дружище, за доверие. Учту, — облегченно вздохнул Голицын. — Отношения наши мы, конечно, оформим должным образом, а пока — вот тебе первое задание.
— Так сразу?
— Время не терпит. Ты о графине Крестовской слыхал?
— Кто ж о ней не слыхал? Московская достопримечательность. Всеобщая тетушка и бабушка. Только в Москве такие еще и водятся. По-моему, через ее салон только Наполеон Бонапарт не проходил, потому что этаким гостем она бы уж похвасталась, — усмехнулся Давыдов.
— Чудак ты! Бывал, бывал у нее Бонапарт! Шарль Луи, конечно, — рассмеялся Голицын. — А не признается, чтобы не принялись считать, сколько же ей годочков.
— А на самом деле?
— За семьдесят, но вовсю молодится. Раза два за зиму непременно замуж собирается. Так вот, всякий год у нее новые любимцы. Сейчас, когда в большой моде благотворительность, она привечает одну даму, американку по фамилии Веллингтон, которую принесла нелегкая в Москву, чтобы открывать по всей России приюты для сироток нового образца. Ты про Исидору Дункан слыхал?
— Про «босоножку»? — Денис усердно ловил по тарелке юркий масленок, не желавший попадаться на вилку.
Американская плясунья лет семь назад гастролировала в Санкт-Петербурге и в Москве, собирая полные залы и ввергая публику в трепет. В Мариинке и в Большом танцовщицы, желая показать, что ходят по сцене босиком, рисовали на ногах пальчики поверх трико, а эта — доподлинно сверкает голыми пятками, и под всеми одеяниями, что на ней болтаются, взмывая вверх и распахиваясь на прыжках, вовсе ничего нет! Давыдов пробился посмотреть на модное диво и остался в недоумении. Или это уж было чересчур для него возвышенно, или, как он в простоте души полагал, с такими плясками справится любая молоденькая кокотка, утратившая всякое чувство стыда.
— Ага. — Андрей отправил в рот песочную корзинку с икрой, пожевал, пожмурился от удовольствия. — Эта Дункан у себя в Америке заработала плясками в древнегреческом стиле бешеные деньги и открыла приют для девочек, где их учат пению и танцам, а на прогулки выводят в древнегреческих хитончиках. Вот такая у нее блажь. И мисс Элис Веллингтон, по примеру этой чудачки, собирается всех наших сироток обрядить в хитоны и сандалии. Заметь, без всяких батистовых панталончиков.
— В самом деле, чудачество. И кому это надо?
— Не удивлюсь, если никому. Американцы и не на такую дурь способны. Однако, дружище, хоть эта мисс приехала к нам из-за океана, вряд ли она американка. Увидишь — поймешь. Ты ведь по-английски немного балакаешь?
— Хуже, чем по-японски, но уж с дамой как-нибудь договорюсь. Значит, мисс Элис Веллингтон? Интересно, уж не родственница ли она знаменитого английского фельдмаршала Артура Веллингтона, победителя Ватерлоо?!
— Вот заодно и выяснишь. К счастью, дамы, глядя на тебя, менее всего задумываются о твоих умственных способностях. Плечищи, черные глаза, локон этот фамильный — и все, больше им ничего не нужно.
— Откуда такие сведения?
— От родной сестры, — усмехнулся Голицын. — Она была в тебя влюблена, да не одна, а вместе со всем гимназическим классом — двадцать три души! Чуть ли не до смертельного питья уксуса дело доходило.
— Что ж ты молчал?! — Давыдов закатил глаза и хихикнул.
— Только теперь призналась. Когда стала женой и матерью двух крошек… Так вот, навести-ка ты госпожу Крестовскую.
— Предлог нужен…
— Простейший! — отмахнулся Голицын. — Узнал о будущих приютах для девочек и решил пожертвовать некоторую сумму… Да не смотри на меня так. Деньги я тебе выдам, и даже без расписки — у нас на то особые суммы, не мелькающие в отчетности. Главное — свести знакомство с этой американкой.
— По-моему, ты преувеличиваешь мою неотразимость, Андрюха, — покачал головой Денис.
— Тогда поезжай на Кузнецкий Мост, пройдись по лавкам. Купи сиреневые кальсоны из шелкового трико. Тебе будут к лицу!
— Ох, чует мое сердце, зря я с тобой связался!.. Ладно. Продолжим!..
И друзья с завидным аппетитом налегли на молочного поросенка, только что доставленного к столу расторопным половым.
* * *
Два дня спустя Давыдов с корзиной цветов, принаряженный и благоухающий одеколоном «Сиу», стоял у дверей небольшого, типично московского особнячка Крестовской. За это время Денис успел встретить курьера и передать по инстанции куратору секретный пакет. А затем испросил разрешения задержаться в Первопрестольной еще на несколько деньков, благо, обстановка пока позволяла. Он заранее выяснил, что госпожа графиня нынче принимает по четвергам.
Время тоже выбрал самое обычное для визитов — послеобеденное. И вот теперь переминался с ноги на ногу, словно в воду прыгать собрался.
До сих пор его задания не предполагали донжуанских подвигов. Он даже не очень-то умел ухаживать за дамами — просто не было такой необходимости. Вот толстый Барсуков — тот выучился! Не зря же с собой книжки про флирт и обольщение возит…
Мудрая мысль пришла в давыдовскую голову с явным запозданием: нужно было для отваги хлопнуть хоть стопочку коньяка. И тут в голове включился граммофон.
«Когда я пьян, а пьян всегда я, — пропел залихватский голос, — ничто меня не устрашит! И никакая сила ада мое блаженство не смутит!»
— Брр!.. — вслух сказал Денис. Ему только пьяного Барсукова в голове недоставало.
Однако несуразный куплетец взбодрил. Что-то мистическое все же было в гусарской песне. Денис перекрестился, вздохнул, усмехнулся и нажал кнопку новомодного электрического звонка.
С графиней Крестовской Давыдов встречался год или два назад, в этом же доме, сопровождая красавицу-кузину и ее матушку. Хозяйку он запомнил как даму, немилосердно затянутую в корсет и с пышной прической, на которую пошло фунта два фальшивых пепельно-русых волос, такими толстыми были бандо надо лбом и по бокам.
Войдя же нынче в гостиную, он не сразу сообразил, что дама на диване и есть Ангелина Павловна Крестовская. Темные волосы, уложенные в греческую прическу с золотой диадемой, лихо сдвинутой к затылку, платье в стиле Пуаре из ткани с крупным восточным узором, а на протянутой для поцелуя руке — сложное сооружение из двух перстней и браслета в виде змейки, соединенных вместе. Причем на кисти, именно там, куда следовало беззвучно приникнуть губами, оказалась большая розовая камея с головой Горгоны Медузы. Словом, вид у старой графини был экзотический и современный. Никто бы не смог упрекнуть ее, что отстала от моды.
Если бы не обвисшее подрумяненное лицо с тщательно запудренными морщинами, Давыдов не дал бы ей и пятидесяти лет.
— Душка, Денис Николаевич! — жеманно произнесла Крестовская, выслушав визитера. — Вы кстати. Как раз за четверть часа до вас пришла мисс Веллингтон. И вы можете сами отдать ей свое пожертвование.
Ошарашенный обновленным видом графини, Давыдов не сообразил оглядеться. А в гостиной присутствовали и другие гости. Пожилой мужчина с роскошными седыми бакенбардами, едва не свисающими на грудь, дама средних лет с девочкой-подростком, щеголь, похожий на картинку из модного журнала (Давыдов догадался, что это графский внук) и две молодые женщины.