— Что угодно господину?
— Господину угодно немедленно узнать, в номере ли госпожа Бетенфельд. — Для верности Денис ткнул в дверь номера пальцем.
Горничная сделала бровки «домиком».
— Так нету мадемуазели. Еще два часа тому. Я уже и приборку сделала…
Давыдов едва не выругался. Показал девушке полицейский значок.
— Отпирай! Живо!
Вконец сбитая с толку горничная шустро открыла дверь, и Денис буквально ворвался внутрь. Первым делом проверил платяной шкаф — целая вереница нарядов, и настолько разных, что в глазах рябит. Тут тебе и тальеры, и платья любых фасонов… А это что? Цыганский наряд?! А вот монашеское облачение…
Давыдов со злости стукнул кулаком по дверце шкафа, жалобно тенькнуло зеркало в рамке с обратной стороны. «Вот ведь зараза!.. Провела как мальчишку!.. Ай да мадемуазель!.. Ищи ее теперь, свищи, пока не похудеешь… — Денис лихорадочно пытался найти выход из пренеприятнейшей ситуации. Фактически ведь провалил задание. — А нечего за двумя зайцами гоняться! Так тебе и надо!.. С другой стороны, дали задание — выполняй. А голова на что? Оперативник ты или служка церковный?.. Нужно было четко обосновать отказ от второго задания, никто бы не попрекнул. А теперь что?..»
Расстроенный Давыдов решил посоветоваться и заказал телефонный разговор с Петербургом.
— Нарсежак как сквозь землю провалился, — пожаловался он Голицыну. — На связь не выходит, где искать — неведомо. И моя подопечная француженка сгинула!
— Насколько я знаю, агент Сенсей приобрел на войне дурную привычку уходить в самостоятельный поиск, — ответил Андрей. — Так и в его деле значится: уходит на три дня, возвращается через две недели, но уж такое приносит — все ахают. А то, что француженка из-под твоей опеки улизнула, так ты, брат, сам виноват. Хотя, если честно, она так и так от тебя бы скрылась. Опытная и хитрая бестия — я тут навел кое-какие справки. Потому ты сейчас успокойся и, как нас учили в академии, постарайся найти во всем этом бардаке вокруг себя хоть что-нибудь положительное…
— Есть такое!.. — вспомнил Давыдов и с гордостью доложил о внедрении неопытного агента Гераськи в ресторан, где гуляет Бабушинский в обществе Маты Хари и графа де ла Рокка.
— Экий узелок завязался, — резюмировал Голицын. — Ты правильно сделал, да только мальчишка годен ли?
— Годен. Глаза у него умные, — подтвердил Денис. — Только по молодости дурит — права половых на постоянное жалованье защищает. А того не понимает, что чаевыми больше заработает. Хозяин, если его принудят постоянное жалование платить, тут же догадается высчитывать за каждую погнутую вилку и каждое пятно на салфетке.
— Люди и постарше него дурят. Но пусть лучше во фраках по улицам маршируют, чем булыги из мостовой выворачивают и баррикады строят. Или корсеты из динамитных шашек мастерят… Вот что, Денис, своди его в фотографическое ателье. Нам для отчетности карточка нужна.
— Это что-то новое!
— С начальством не поспоришь. А парню, если оправдает ожидания, скажи: не век ему бегать, наклонясь, башку набок своротив и щерясь, как бешеная собака. Достойно себя покажет — найдется ему дело получше. А если хорош собой и умеет фрак носить, так перед ним многие дороги будут открыты.
— А черт его разберет, хорош ли он собой. Я в мужской красоте мало смыслю, — признался Давыдов. — Кстати, о красоте! Я тебе подарок припас, буду отсылать новые бумаги — с ними передам. Дивно похорошеешь! Станешь душка и прелесть. Все дамы твои будут.
— И что это?
— Сиреневые кальсоны! И к ним флакон «Персидской сирени» от Брокара. Для полной гармонии!
— Ну, спасибо, брат, удружил… — Голицын хихикнул, но тут же совершенно серьезно добавил: — А насчет твоей Бетенфельд скажу так: сегодня она нас обставила — не беда, отыграемся. Ты, когда отчет будешь кропать для начальства, мне копию спиши. Вместе покумекаем, что дальше делать.
— Спасибо, Андрей! — с искренним облегчением сказал Денис и дал отбой.
* * *
Отыскать в Москве Сухареву башню, даже не зная, что она поставлена на пересечении Садового кольца и Сретенки, несложно. Она мало того, что сама неимоверного роста, так еще и стоит на горе, окруженная невысокими домами.
Башня вырастала в створе Сретенки, нагоняя в голову Денису совершенно фантастические мысли о рыцарских замках и сэрах Ланселотах.
Было жарко, и Давыдов прохаживался в тени, в аркаде, время от времени выходя, чтобы задрать голову и взглянуть на башенные часы. Его собственные, похоже, убежали вперед, а Гераська должен был сообразовываться с башенными.
Новоявленный труженик «Чепухи» явился вовремя. И немало удивил Дениса, когда достал из кошелька ассигнацию.
— Это за сорочку с манишкой.
— Считай подарком.
— Нет, подарок — на именины, а вы меня в беде выручили. Нельзя не уплатить.
— Ну, давай… Как там, в «Чепухе»? Нужные гости не появлялись?
— Нет, вчера их не было.
— Пришелся ты ко двору? Угодил Сергеичу?
— Всю выручку ему отдал, — вздохнул Гераська. — Зато теперь у меня место есть, не то, что в «Палермо»!
— Рад за тебя, — искренне улыбнулся Давыдов. — А товарищи твои как? Не смотрят косо?
— Что я Савельевых потеснил? Ну, смотрят… Да это ничего, я закон знаю. Завтра устрою угощение.
— Так что, про нужных гостей пока расспросить не мог?
— Нет… Но при мне о них говорили.
— Уже кое-что. Пойдем-ка в трактир, расскажешь. Тут многовато народу слоняется.
Трактиров поблизости было немало, но ближе всех — знаменитый «Саратов». Для удовольствия публики там играла пианола, а публику составляли главным образом мещане и мастеровые из тех, кто прилично зарабатывает. Женщины, солдаты и лакеи в ливреях в трактиры не допускались.
Давыдов выбрал место в самой глубине зала. Днем, когда свет не зажигали, там был даже не полумрак, а сумрак. Подошел почтенный пожилой половой и при нем мальчик-стажер, одетый точно так же — в белую русскую рубаху и белые штаны. Только у старика висел на поясе неизменный «лопаточник».
Денис голоден не был, а Гераську дома мать накормила кашей, так что взяли по паре расстегайчиков с налимьей печенкой и жареных мозгов на черном хлебе. От спиртного отказались, а велели принести «чай пáрами», не самовар. Половой тут же послал подручного на кухню, и через минуту мальчишка явился с подносом, красиво раскидал по столу тарелки с закусками, правильно поставил чайники с заваркой и кипятком. А вот с расстегаями малость оплошал — под строгим взглядом старшего смутился и порезал их неровными ломтиками.
Давыдов встретил взгляд старого полового. Его выцветшие глаза говорили: не серчайте, учится малец. Денис улыбнулся: дай бог ярославскому мальчишке превзойти трактирную науку и выйти в люди.