— И слышу: во двор люди входят, идут и поют. Хорошо так поют, на два голоса, стройно. Думаю, рановато для цыган, им еще в «Стрельне» петь и петь. А это — сам Бабушинский! И при нем — черт знает что, в розовой размахайке по колено, на шее лиловый бант, волосня чуть не до пояса, глотка — натуральный Шаляпин!
— Бант, говорите?.. — насторожился Денис. — Так это сокровище у него в свите состоит. Не иначе, сманил где-то запойного дьякона и одел декадентом. Знаете, из тех, что безумные стихи вслух читают?
— Спаси и сохрани! — Нарсежак перекрестился. — Ну, я с крыши и — за Бабушинским. И надо было мне сразу его схватить, а я подумал: есть еще время, пусть своего чудака сбудет с рук. А он, Валерьян Демидович то есть, через весь двор — к другому сараю шасть. А в другом сарае у него — красный автомобиль. Кто ж знал, что он с пьяных глаз сам за руль сядет?
— И что, укатил?
— Только крикнул чудаку: никуда, мол, не уезжай, жди меня тут, я по делам и обратно! Ну, какие могут быть среди ночи дела? А укатил как?! Прямиком сквозь забор, снес — и вперед!
— Дела могут быть такие… — Давыдов задумался. — У него склады в Подмосковье, и если, скажем, где-то не доезжая Твери, то как раз к рассвету он бы уже был на складе, к большой радости своих кладовщиков…
— Может быть… Ну, значит, пришлось мне сидеть на лебедевском дворе, ждать этого купчину. Ждал я его более суток.
— А телефонировать в бюро?..
— Пытался! Из «Стрельны». Линия не работала. А далеко от «Стрельны» я бегать не мог — вдруг мой голубчик явится? Но нет худа без добра. Я много чего про цыган узнал такого, что в книжке не прочитаешь.
— А Мата Хари?
— Так она там на даче жила. Половину дома Сизова занимала, половину — она. А полиция тамошняя у цыган, известное дело, прикормленная. Вот никто и не знал, что танцовщица там угнездилась вместе с медведем. Это же относится и к графу.
— Понятно…
— Ну, так вот. Дождался я Бабушинского. Сумел с ним потолковать. Объяснил, для чего граф к нему липнет. И знаете, что мне ответил сей купчина?.. Мол, его графское счастье, что он сейчас куда-то убрался, не то бы шею сволочи свернул! Слово за слово — оказалось, что граф жил в гостинице «Ливорно», оттуда съехал, несколько дней прожил у цыган, и где сейчас обретается вместе с автомобилем и шофером — черт его знает. Но Бабушинский затеял еще один концерт своей плясуньи, тоже в «Чепухе», и графа успел туда пригласить. Ну и решили мы устроить там для господина Рокетти ловушку…
— Ах ты, холера! — С таким боевым кличем Гераська ворвался в гостиную, где сидели Давыдов с Нарсежаком, повалил агента на пол вместе со стулом и стал требовать, чтобы Денис Николаевич немедля вызвал полицию.
Кузьма кинулся их растаскивать. Из спальни выскочил Барсуков — в подштанниках, но с револьвером. Хорошо еще, что не принялся палить.
Четверть часа спустя, когда бойцы угомонились и Кузьма развел их по разным углам гостиной, когда из их выкриков и обвинений составилось что-то вроде картины происшествия, Давыдов подвел итоги.
— Значит, Бабушинский уплатил кому-то, чтобы вас, Федор Самуилович, временно взяли в «Чепуху» судомойкой? И ваша задача была — охранять те ходы и выходы, через которые можно было попасть в ресторан со двора? И затем в нужную минуту принять руководство теми молодцами, которых Бабушинский расставил возле ресторана, чтобы не дать уйти графу?
— Да, — буркнул Нарсежак. — Но кто же знал?..
— И вы следили за столиком Бабушинского, где сидели также Локхарт и Мата Хари? Гераська, молчи, Христа ради!
— Да.
— И вы заметили, что граф и Локхарт, беседуя, что-то записывают? А когда наш друг Герасим принес тарелки, к которым прилипли листки, вы решили эти листки сразу же экспроприировать?
— Спереть он их решил, а не спритировать! — вмешался Гераська. — Я, я не позволил! Там, может, что-то такое было… Такое, что один Бог знает, какое важное! Вы ж мне сами, Денис Николаевич, говорили!..
— Помолчи, сделай милость! — рявкнул, теряя терпение, Давыдов. — А когда вам удалось сбежать с кухни, что было дальше, Федор Самуилович?
— Дальше — упустили мы проклятого графа! Один автомобиль остался. Гнались вместе с самим Бабушинским! И упустили. Вот по его милости. — Нарсежак ткнул пальцем в Гераську. — Спугнули и упустили. Вот сам его теперь лови, дурак!..
И Федор выругался на никому не известном языке — может, по-японски, а может, и по-корейски.
— Сам ты болдырь лободырный! — не растерялся Гераська.
— Тихо! — вдруг гаркнул Барсуков. И действительно стало тихо.
— Но одна добыча у нас все же есть, — сказал Давыдов. — Бумажки, из-за которых вы сцепились. Федор Самуилович, давайте их сюда.
Нарсежак вынул из кармана пиджака (отлично пошитого, да только не на его фигуру; до кондиций Бабушинского агенту примерно двух пудов недоставало) смятые листки.
— Цифры… — пробормотал разочарованно Давыдов. — Цифры… Рубли с копейками, что ли?
Барсуков тоже заглянул в бумажки.
— Вот когда тебе придется всю бухгалтерию по собственному имению проверять, тогда ты и запомнишь, что рубли с копейками при больших оборотах редко группу из трех цифр составляют, очень редко! — сказал он. — А все больше из четырех и из пяти.
— Группы из трех цифр — это может быть шифр… — рассуждал вслух Давыдов. — Но какого черта Рокетти и Локхарт ведут шифрованную переписку за столиком в «Чепухе»?
Он понял, что спозаранку придется нести бумажки в Колпачный переулок, в «совиное» бюро.
— Федор Самуилович, сейчас все равно не до сна, садитесь писать отчет, — сказал он Нарсежаку. — И особо укажите, куда подевался Локхарт. Не удрал ли он вместе с графом и не приютил ли графа в консульстве?
— Вряд ли…
Барсуков принес из кабинета письменный прибор.
— А я покамест сделаю отчет вот этого молодчика, — он указал на Гераську. — Глядишь, и от меня польза будет.
Пока в двух углах гостиной бормотали Нарсежак и Гераська, Денис еще раз взял в руки бумажки. Несколько было простых, белых. А четыре показались любопытными: бумага явно дорогая, желтоватая. Давыдов посмотрел на свет и увидел водяные знаки, маленькие геральдические короны…
* * *
Ранним утром Денис неторопливо шел к «Метрополю». Он успел отвезти загадочные бумажки в Колпачный переулок и обдумывал то, что ему там сказал начальник бюро, имевший квартиру в том же доме и по такому случаю вышедший к нему в халате.
— Это значит, что мистер Локхарт — не милое дитя, которое бегает по театрам или слушает цыганские хоры. Юношу готовили именно для такой миссии — заведовать здешней британской агентурой. Кто бы подумал, на него глядя, что он опасен?
— А Рокетти?
— Рокетти, скорее всего, связной. И хотелось бы знать, с кем Локхарт через него связывается? Но это мы так скоро не определим. Раз уж он сбежал, то прятаться будет основательно. Локхарту же бежать и скрываться невозможно.