Дилан заказал минеральной воды, Джейн попросила того же. В ресторанчике не оказалось отпечатанного меню. Одна из женщин перечислила, какие блюда они могут сегодня им предложить. Она выглядела абсолютным профессионалом, хотя в ее голосе проскальзывали теплые нотки. Джейн могла бы поклясться, что она видит Дилана первый раз в своей жизни, но когда та закончила, Дилан сказал:
— Спасибо, Оли.
— Оли? — переспросила Джейн.
— Да, Олимпия, — объяснил ее кавалер, — а ее партнер — Дел, Дельфина. Они познакомились в художественной школе и были поражены тем фактом, что обе названы в честь районов Греции.
— Так ты часто здесь бываешь?
Он пожал плечами:
— Я часто бывал в Провиденсе, когда работал над одним делом, и у меня был любимый ресторан на этом самом месте — «Блюпойнт». Но он закрылся, и появились Оли и Дел. Я просто привык здесь останавливаться, так что решил попробовать зайти и к ним.
— Здесь все значительно отличается от всех этих модных итальянских ресторанов на Артуэллс-авеню, — отметила Джейн, окуная маленькую корочку румяного хлеба в блюдце с зелено-золотистым оливковым маслом.
— Очень, — согласился он.
— Мне здесь нравится. — Джейн улыбнулась. — Я рада, что ты меня пригласил.
Они ели и разговаривали. Темы разговора были общими — выпечка пирожных и посадка деревьев. У Оли татуировка была на левом запястье, а у Дел — на правом.
— У татуировок такая долгая история, — заметила Джейн. — Помню, когда я была маленькой, их делали только моряки. А сейчас они практически повсюду. У тебя есть?
Дилан покачал головой:
— Нет, а у тебя?
Джейн загадочно улыбнулась и проглотила маленькую зеленую оливку, наслаждаясь ее вкусом.
— Ты не хочешь выпить вина? — предложил мужчина.
— Я не пью, — ответила его спутница, — но ты можешь чувствовать себя свободно.
— Я тоже не пью.
— Правда?
Он покачал головой:
— С меня хватит. В глобальном, космическом смысле. Когда-то я любил это слишком сильно.
Сердце Джейн екнуло. Она знала, о чем он говорит. Любой бы запил после потери ребенка. Она-то знает…
— Я тоже слишком сильно это любила, — сказала она.
Он посмотрел на молодую женщину, как будто бы знал о ней гораздо больше, чем она рассказывала, но они оба спокойно продолжали есть свой салат. Когда вечер только начинался, она чувствовала себя как вор: сестра, следящая из-за задернутых занавесок, подозревала, что Джейн хочет получить что-то, что ей не принадлежит. Но теперь Джейн расслабилась, и когда взглянула на Дилана, то заметила, что он тоже смотрит на нее. Она опустила глаза.
Открылась дверь, и вошли четыре человека. Две пары, разных поколений. Джейн размышляла об этом, когда Дилан громко сказал:
— Ученик Брауна со своей подружкой и ее родителями.
— Что, если это его родители?
— Девочка очень похожа на свою мать, — пояснил Дилан, — а мальчик ужасно нервничает. Я прекрасно помню подобные эмоции — только в мое время родители брали нас в «Хэрбор Рум».
— Я помню «Хэрбор Рум», — сказала Джейн. — Ты учился в Брауне?
Дилан кивнул, и Джейн отложила вилку.
— Я тоже. — Женщина откинула волосы со лба.
— На несколько лет позже меня… когда ты закончила?
— Я не закончила, — пробормотала она, — я бросила университет после второго курса.
— О! — удивился Дилан, ожидая продолжения. Она не могла. Ее желудок скручивало, снова и снова. Она съела только половину своей порции. Джейн заставила себя взять вилку и продолжить ужин.
— Ну тебе и не нужна была степень, — сказал он, — у тебя же есть пекарня…
— Приятно думать именно так. — Она чувствовала некоторую вину, потому что скрывала правду.
— Как ты вообще стала пекарем? — спросил он.
Тема казалась нейтральной, но таковой не являлась. Джейн сделала вид, что сосредоточена на своей тарелке и ответила:
— Мои родственники в Твин Риверзе держали пекарню, когда я была маленькой, я так любила бывать у них. Мне все казалось волшебным. Смешиваешь разные продукты и — пуф! — получается торт. Самое лучшее — это приготовление хлеба. Накрываешь миску полотенцем, и тесто поднимается — в это так сложно поверить, не зная физики.
— И все эти прекрасные запахи…
Джейн кивнула, прикрыв глаза:
— Да. Они такие потрясающие и успокаивающие, даже в эти дни.
— Значит, твоя работа тебя успокаивает?
— Да.
— Ты поэтому ее выбрала? Тебе нужен был покой?
Джейн не ответила. Она сделала вид, что он не задавал последнего вопроса. Студенты Брауна сидели за соседним столом, болтая об педагогах и пьесе, которую они ставили.
— Моя кузина просветила меня, — рассказывала Джейн, — она поведала мне обо всех своих рецептах, обо всех секретах, о том, как сделать корочку на пироге румяной, как украшать торт. Она была удивительным человеком — всегда хотела предложить покупателям что-то необыкновенное.
— Ты ведь тоже помогаешь Хлоэ, подбадриваешь.
Джейн вздрогнула. Внутри нее все перевернулось. Разговор о Хлоэ был таким желанным, но ужин с Диланом… она мечтала о нем и не хотела врать и изворачиваться.
— Да, — продолжил он, — в тот день, когда ты застала ее красящей палатку, ты дала ей понять, что она делает нечто нужное. И то, как ты украшаешь свои пироги. Она гордится тем, что продает их.
— Я рада. — Ее голос звучал немного натянуто.
— Ей это нужно, — сказал Дилан.
— Что?
— Это лето, думаю, шанс встать на собственные ноги. Она особенный ребенок. Не все ее понимают.
— Что в ней такого, — Джейн все-таки задала вопрос, не в силах справиться с собой, — что сложно понять?
Дилан задумался. Он наполнил их стаканы. Горло Джейн болело, но вода не приносила облегчения.
— После перестрелки, — начал он, лицо мужчины окаменело, — мне казалось, я остался в этом мире совсем один. Вместе со смертью Изабелл сердце как будто покинуло мое тело. Это глупо, я знаю, но…
— Нет, — яростно возразила Джейн, — это совсем не глупо.
Мужчина бросил на свою спутницу удивленный взгляд, он не мог понять, откуда ей знакомо подобное чувство. Но продолжил:
— Я вернулся в Род-Айленд. Не мог оставаться в Нью-Йорке…
Джейн снова закрыла глаза. Она уехала в Нью-Йорк, потому что не могла оставаться в Род-Айленде. Она хитрила, чтобы как-то получить желаемое, но ее чувства были настоящими. Она разговаривала с этим мужчиной, потому что должна была, потому, что ее сердце разбилось бы, если б она этого не сделала.