Когда наступает утро, я понимаю, что, видимо, заснула; обрывки моей усталости разбиваются грохотом волн, накатывающих на берег. Я потягиваюсь, болезненно распрямляя замерзшие конечности, и встаю. Передо мной горизонт, который заливает ярко-оранжевым румянцем рассвет. Уже светло, но в лучах солнца не чувствуется тепла, и я начинаю дрожать. Мой план никак нельзя назвать хорошо продуманным.
При свете дня узкую тропинку преодолеть проще, и теперь я вижу, что скалы эти совсем не пустынные, как мне показалось вчера. В полумиле отсюда стоит невысокое строение, приземистое и практичное, а рядом рядами расставлены снятые с колес трейлеры. Начинать новую жизнь в этом месте ничем не хуже, чем в любом другом.
— Доброе утро, — говорю я, и мой голос в магазинчике на стоянке трейлеров звучит тонко и высоко. — Я ищу место, где можно было бы остановиться.
— Вы на выходные приехали? — Пышная грудь женщины за стойкой покоится на открытом номере журнала «Тейк э брейк». — Странное время года для таких вещей.
Улыбка сглаживает едкую подколку в ее словах, и я пытаюсь улыбнуться в ответ, но лицо меня не слушается.
— Думаю со временем переехать сюда, — выдавливаю я из себя.
Я понимаю, что должна выглядеть дико: немытая и нечесаная. Зубы у меня стучат, и я начинаю бешено дрожать — такое ощущение, что холод проник внутрь меня до самого мозга костей.
— А-а, ну тогда ладно, — бодро отзывается женщина, которую, похоже, мой внешний вид нисколько не смущает. — Так значит, вы хотите снять какое-то жилье? Но мы закрыты до конца зимы. До марта тут работает только этот магазин. Выходит, вам нужен Йестин Джонс — он вместе со своим коттеджем. Так я позвоню ему? Но для начала — как насчет чашки хорошего чая? С виду вы наполовину превратились в ледышку.
Она провожает меня к табурету за стойкой и исчезает в соседней комнате, продолжая болтать без умолку под звуки закипающего чайника.
— Я Бетан Морган, — говорит она. — Я управляю этим местом, в смысле Пенфачским парком трейлеров, а мой муж Глинн держит ферму. — Она заглядывает в комнату и улыбается мне. — Во всяком случае, так было задумано, хотя, знаете, сейчас заниматься сельским хозяйством очень непросто. Ой! Я же собиралась позвонить Йестину, верно?
Бетан не делает паузы для моей реплики и исчезает на несколько минут, в течение которых я сижу и кусаю нижнюю губу. Я пытаюсь продумать, что буду отвечать на ее вопросы, пока мы будем здесь пить чай, и невидимый воздушный шар в моей груди надувается все больше и сильнее.
Но когда Бетан возвращается, она меня вообще ни о чем не спрашивает. Ни когда я приехала, ни почему выбрала именно Пенфач, ни даже откуда я. Она просто протягивает мне облупленную кружку со сладким чаем, а сама усаживается в кресло. На ней надето столько одежек, что трудно понять, какая у нее фигура, но подлокотники так глубоко погружаются в ее мягкие руки, что это никак не может быть удобно. Думаю, Бетан где-то за сорок; у нее гладкое круглое лицо, которое делает ее моложе; длинные темные волосы завязаны на затылке в конский хвост. Она одета в черную юбку, из-под которой видны ботинки со шнуровкой, и в несколько футболок одновременно, поверх которых натянут длиннющий, до щиколоток, кардиган, который своими полами метет грязный пол, когда она сидит. Позади нее на подоконнике лежит полоска пепла от полностью сгоревшей ароматической палочки, и в воздухе чувствуется давнишний сладковатый запах восточных специй. К старомодному кассовому аппарату на стойке липкой лентой приклеена гирлянда мишуры.
— Йестин уже направляется сюда, — говорит Бетан.
На прилавок рядом с собой она поставила третью кружку чая, так что, думаю, Йестин — кто бы он ни был — в нескольких минутах пути отсюда.
— А кто он такой, этот Йестин? — спрашиваю я.
Я думаю, не допустила ли ошибки, когда приехала туда, где все друг друга знают. Мне следовало бы ехать в город, где чувствуешь себя более анонимно.
— У него тут ферма рядом с дорогой, — отвечает Бетан. — Она на другой стороне Пенфача, но он гоняет своих коз сюда, на холмы и вдоль берега. — Она неопределенно машет рукой в сторону моря. — Мы будем с вами соседями, если вы у него поселитесь, но предупреждаю: это не дворец.
Бетан заразительно смеется, и я тоже не могу сдержать улыбки. Своей непосредственностью и прямотой она напоминает мне Еву, хотя, подозреваю, моя изящная и стройная сестра была бы в ужасе от такого сравнения.
— Мне много и не нужно, — говорю я ей.
— На светские беседы с ним не рассчитывайте, — говорит Бетан таким тоном, будто это может меня разочаровать, — но мужик Йестин в общем-то довольно славный. Он пасет своих овец рядом с нашими, — она махнула рукой куда-то в сторону, противоположную морю, — и, как и все мы здесь, нуждается в источниках дохода. Как это там правильно называется? Диверсификация? — Бетан насмешливо фыркает. — Как бы там ни было, но у Йестина есть в деревне летний домик и еще Блаен Седи — коттедж там, дальше по дороге.
— И вы думаете, что мне нужно его снять?
— Если вы решитесь, то будете первой за довольно продолжительное время.
Мужской голос звучит неожиданно. Я вздрагиваю и, обернувшись, вижу в дверях худощавую фигуру.
— Да он вовсе не так плох! — ворчит Бетан. — А теперь пей свой чай, а потом бери Дженну и веди посмотреть жилье.
Лицо у Йестина такое смуглое и морщинистое, что глаз почти не видно. Поверх одежды надета темно-синяя спецовка, грязная и со следами от жирных рук на боках. Он, причмокивая, пьет чай через седые усы, местами пожелтевшие от никотина, и оценивающе оглядывает меня.
— Блаен Седи находится слишком далеко от дороги для большинства людей, — говорит он с сильным акцентом, поэтому мне непросто его понять. — Не хотят так далеко тащить свои вещи, понимаете?
— Можно взглянуть на него?
Я встаю — мне хочется, чтобы этот удаленный коттедж, который никто не хочет, сам ответил за себя.
Йестин продолжает неторопливо пить чай, процеживая каждый глоток через зубы, прежде чем проглотить. Наконец он удовлетворенно вздыхает и выходит из комнаты. Я вопросительно смотрю на Бетан.
— А я вам что говорила? Мужик немногословный, — смеется она. — Догоняйте — он ждать не будет.
— Спасибо за чай.
— Не за что. Приходите в гости, когда устроитесь.
Я автоматически обещаю, хотя сразу понимаю, что не сдержу слова, и торопливо выхожу на улицу, где обнаруживаю Йестина, сидящего верхом на квадрацикле, заляпанном грязью.
Я невольно отступаю. Не хочет же он, чтобы я села на это позади него? Притом что я знаю его меньше пяти минут?
— Это единственный способ попасть туда! — сообщает он, перекрикивая шум мотора.
Голова у меня идет кругом. Я пытаюсь соизмерить практическую необходимость увидеть этот дом с испытываемым мною первобытным страхом, из-за которого мои ноги приросли к земле.