Мать ребенка сидела на небольшом диванчике, неподвижным взглядом впившись в синий школьный рюкзак с затягивающимся шнурком, который лежал у нее на коленях.
— Я детектив-инспектор Рей Стивенс. Примите мои искренние соболезнования по поводу вашего сына.
Она подняла на него сухие глаза и так затянула шнурок рюкзака у себя на руке, что на коже остались красные вмятины.
— Джейкоб, — тихо сказала она, — его звали Джейкоб.
Рядом с диваном на краю кухонной табуретки примостился сержант в униформе, который делал записи в лежавшем на коленях блокноте. Рей видел его в участке, но по имени не знал, поэтому взглянул на его бейджик.
— Брайан, не мог бы ты пройти с Кейт в кухню и рассказать ей все, что известно на данный момент? Если не возражаешь, я бы хотел задать свидетельнице несколько вопросов. Я недолго. И было бы неплохо приготовить для нее чашку чая.
По выражению лица Брайана было понятно, что это было последним, что ему хотелось бы сейчас делать, но он встал и вышел с Кейт из комнаты. Можно было не сомневаться, что сержант сразу же начнет ворчать насчет того, что опять ОКР давит своим авторитетом, но Рея это не смущало.
— Простите, что мне придется снова задавать вам вопросы, но сейчас крайне важно, чтобы мы собрали как можно больше информации. И как можно скорее.
Мать Джейкоба кивнула, но глаз на него не подняла.
— Насколько я понимаю, номер машины вы не рассмотрели?
— Все произошло так быстро, — сказала она, давая хоть какой-то выход эмоциям. — Он что-то говорил о школе, а потом… Я только на секунду отпустила его. — Она еще туже затянула шнурок рюкзака на руке, и Рей заметил, что пальцы ее начали белеть. — Все было так быстро… Машина выскочила слишком быстро…
Она отвечала на вопросы тихо, никак не показывая отчаяния, которое должна была испытывать сейчас. Рей ненавидел лезть людям в душу в подобные моменты, но выхода у него не было.
— Как выглядел водитель?
— Я не видела ничего внутри машины, — сказала она.
— А пассажиры там были?
— Я не видела ничего внутри машины, — повторила она все тем же унылым, безжизненным голосом.
— Хорошо, — сказал Рей.
Черт, и с чего же им тогда начать?
Женщина взглянула на него.
— Вы его найдете? Того человека, который убил Джейкоба? Вы найдете его?
Голос ее надломился, слова рассыпались, превратившись в глухой стон. Она наклонилась вперед и судорожно прижала детский рюкзак к животу. Рей почувствовал, как сдавило грудь, и набрал побольше воздуха в легкие, чтобы прогнать это ощущение.
— Мы сделаем все возможное, — сказал он, презирая себя за это затертое до дыр клише.
Из кухни появилась Кейт; за ней шел Брайан с кружкой чая в руке.
— Можно я закончу со своим протоколом, сэр? — спросил он.
Ты хотел сказать: «Хватит уже мучить мою свидетельницу», подумал Рей.
— Да, конечно, спасибо, прости, что перебил вас. Ты узнала все, что нам нужно, Кейт?
Кейт кивнула. Она казалась бледной, и Рей подумал, что Брайан чем-то расстроил ее. Где-то через год он будет знать ее так же хорошо, как других членов своей команды, но на данный момент еще не вполне раскусил. Пока что он знал только, что она человек прямой, не слишком робкий, чтобы высказывать свое мнение на совещаниях, а еще — она быстро учится.
Они вышли из дома и молча вернулись к машине.
— Ты в порядке? — спросил он, хотя было совершенно очевидно, что это не так.
Кейт шла, крепко стиснув зубы, в лице ее не было ни кровинки.
— Нормально, — ответила Кейт, но голос был таким хриплым, что Рей понял: она изо всех сил старается не расплакаться.
— Эй… — сказал он и, протянув руку, неловко обнял ее за плечи. — Это связано с работой?
За долгие годы службы Рей выработал в себе защитный механизм против последствий подобных происшествий. Этот механизм, имеющийся у большинства офицеров полиции, также позволял не обращать особого внимания на грубые и циничные шуточки, отпускавшиеся в столовой их управления, но Кейт, видимо, была другой.
Она кивнула и сделала глубокий судорожный вдох.
— Простите, обычно я иначе воспринимаю все это, честно. Я бывала на десятках ДТП со смертельным исходом, но… Господи, ему было всего пять лет! Очевидно, отец Джейкоба не хотел иметь к нему никакого отношения, поэтому они всегда были только вдвоем с мамой. Не могу себе представить, через что она прошла.
Голос ее дрогнул, а Рей почувствовал, как тяжесть в груди вернулась. Действие его защитного механизма основывалось на том, чтобы сконцентрироваться на расследовании — а расследование предстояло сложное — и не погружаться слишком глубоко в переживания вовлеченных в это людей. Если он станет задумываться над тем, каково это — видеть, как у тебя на руках умирает ребенок, от него не будет никакой пользы никому, а тем более Джейкобу и его матери. Мысли Рея невольно переключились на собственных детей, и он поймал себя на абсурдном желании позвонить домой и убедиться, что с ними все хорошо.
— Простите. — Кейт сглотнула подступивший к горлу комок и смущенно улыбнулась. — Уверяю вас, я не всегда такая.
— Эй, да все нормально, — успокоил Рей. — Мы все через это прошли.
Она удивленно приподняла бровь.
— И даже вы? Не думала, что вы можете быть чувствительным, босс.
— У меня бывают свои моменты. — Рей слегка сжал ее плечо, прежде чем опустить руку. Он не помнил, чтобы проливал слезы на работе, однако несколько раз был очень близок к этому. — Ты как, справишься?
— Спасибо, со мной все будет хорошо.
Когда они отъезжали, Кейт задержала взгляд на месте происшествия, где по-прежнему напряженно трудились криминалисты.
— Какой же это мерзавец мог сбить насмерть пятилетнего мальчика и спокойно уехать?
Хороший вопрос, подумал Рей.
Именно это им и предстояло выяснить.
2
Я не хочу чаю, но все равно беру его. Обхватив чашку обеими руками, я прижимаюсь к ней лицом, пока горячий пар не начинает обжигать. Боль пронзает кожу, от нее немеют щеки и покалывает в глазах. Я борюсь с инстинктивным желанием отодвинуться: мне нужно состояние оцепенения, чтобы размыть картины, возникающие перед глазами.
— Может, принести тебе чего-нибудь поесть?
Он возвышается надо мной, и я понимаю, что нужно поднять на него глаза, но я этого не перенесу. Как он может предлагать мне еду и питье как ни в чем не бывало, как будто ничего не произошло? Из желудка поднимается волна тошноты, и я сглатываю ее едкий вкус. Он винит в случившемся меня. Он не говорит этого вслух, но ему и не нужно этого делать — за него говорят глаза. И он прав: это я во всем виновата. Мы должны были направиться домой другой дорогой, я не должна была с ним разговаривать, я должна была остановить его…