Далее их путь лежал в аптеку. Когда двери великолепной английской аптеки-магазина «Бутс» [3] распахнулись перед ними, даже Даглесс благоговейно огляделась, прежде чем идти дальше.
Англичане не забивали полки продающимися без рецепта лекарствами в ярких упаковках – даже сироп от кашля лежал за прилавком, – зато здесь было полно соблазнительно пахнувших флакончиков. Через несколько минут Даглесс, поставив корзину для покупок у своих ног, выбирала между манговым и жасминовым шампунем. «И какую маску для лица лучше взять: огуречную или алоэ?» – гадала она, бросая в корзину кондиционер с запахом лаванды.
– Что это? – прошептал Николас, оглядывая ряды красиво упакованных бутылочек и пакетиков.
– Шампуни, дезодоранты, зубная паста и все такое, – рассеянно пробормотала Даглесс. Она держала вербеновый лосьон для тела в одной руке и лимонный – в другой. Который?
– Я не знаю таких слов.
Но Даглесс было не до него: нужно было принять столько важных решений!
Правда, она тут же опомнилась и взглянула на все эти соблазны глазами человека елизаветинской эпохи: если Николас из прошлого, чего, конечно, быть не может…
Отец говорил, что до недавнего времени люди делали всю косметику дома и даже мыло сами варили!
– Шампунем моют волосы, – объяснила она, открывая пузырек шампуня с запахом папайи. – Понюхайте.
Николас, потянув носом, восторженно улыбнулся и кивнул на остальные пузырьки. Даглесс принялась открывать один за другим. У Николаса было такое лицо, словно перед ним открылось восьмое чудо света.
– Поразительно! Настоящий рай! Как я хотел бы послать нечто в этом роде моей королеве!
Даглесс завинтила крышечку гиацинтового кондиционера.
– Той самой, что отрубила вам голову?
– Ей солгали, – сухо напомнил Николас. Даглесс только головой покачала. Американцам трудно понять такую преданность монархии. – Я слышал, она особенно пристрастна ко всему, что хорошо пахнет, – сообщил Николас, поднимая флакон лосьона после бритья. – Может, здесь продаются промытые перчатки?
– Промытые? То есть чистые?
– Надушенные.
– Душистая кожа, но никаких перчаток, – разочаровала его Даглесс.
– Ну и ладно, – медленно выговорил он, глянув на нее так, что она вспыхнула. – Придется обойтись душистой кожей.
Даглесс быстро просмотрела полки с принадлежностями для бритья.
– Не хотели бы вы сбрить бороду?
Николас провел рукой по бороде и задумался.
– В этом времени я не встречал бородатых мужчин.
– Нет, иногда встречаются, но в целом бороды совершенно вышли из моды.
– В таком случае я найду цирюльника и сбрею ее, – решил он наконец. – А цирюльники у вас есть?
– Все еще имеются.
– И этот цирюльник положит мне кусочек серебра в больной зуб?
Даглесс рассмеялась:
– Не совсем. Цирюльники и дантисты – это разные профессии. Почему бы вам не выбрать лосьон для бритья, пока я найду пену и бритвы?
Подняв корзинку, Даглесс увидела, что успела наполнить ее почти до краев шампунями, расческами, кондиционерами, щетками и зубной пастой, нитью для чистки зубов и маленьким дорожным набором электробигуди. Она принялась выбирать косметику, но, услышав шум, подняла голову. Стоявший по другую сторону полок Николас пытался привлечь ее внимание.
Зайдя за угол, она увидела, что он открыл тюбик с пастой, выдавил половину и забрызгал все полки.
– Я только хотел понюхать, – пробормотал он, и Даглесс остро ощутила его смущение.
Поспешно открыв пачку с салфетками, она принялась вытирать пасту. Видя такое расточительство, Николас мигом осмелел.
– Это же бумага! – ахнул он. – Да прекрати же! Нельзя тратить бумагу зря! Она слишком дорога, и, кроме того, эту бумагу ни разу не использовали!
Даглесс никак не могла взять в толк, о чем это он.
– Салфетку можно использовать только раз. Потом ее выбрасывают.
– Неужели ваш век так богат? – спросил он и провел рукой по лицу, словно пытаясь прояснить разум. – Ничего не понимаю. Бумага настолько ценна, что идет у вас взамен золота, и одновременно настолько дешева, что можно вытереть ею полку и без сожаления выбросить!
Даглесс покачала головой и тут же вспомнила, что бумага в шестнадцатом веке производилась вручную.
– Полагаю, товарами мы богаты. Более чем, – бросила она и, положив в корзинку открытую пачку салфеток, продолжала отбирать самое необходимое: крем для бритья, бритвы и дезодорант, губки, поскольку в английских отелях их не выдают, и полный набор косметики для себя.
Подойдя к кассе, она снова взяла у Николаса современные деньги, и тот, как и в прошлый раз, едва не упал в обморок, услышав сумму.
– Я могу купить лошадь на то, что стоит одна эта бутылочка, – пробормотал он, когда кассир подвела итог. Но Даглесс как ни в чем не бывало заплатила и потащила к двери два пакета с покупками. Николас не предложил помочь, поэтому она предположила, что он считал достойным мужчины носить исключительно оружие.
– Давайте оставим все это в отеле, а потом…
Она осеклась, поскольку Николас застыл у магазинной витрины. Вчера он разглядывал только машины, пешеходов и поражался ровным тротуарам. Сегодня его интересовали магазины, зеркальные витрины и неоновые вывески. Сейчас он застрял перед витриной книжного магазина, где был выставлен большой альбом с репродукциями средневекового оружия. Рядом стояли биографии Генриха Восьмого и Елизаветы Первой. Глаза Николаса сделались круглыми, как блюдца. Обернувшись, он показал на книги, хотел что-то сказать, но слова не шли с языка.
– Пойдем, – улыбнулась Даглесс и потащила его внутрь. Какие бы беды ее ни настигли, она скоро забыла обо всем при виде восторженно-радостного лица Николаса, почтительно дотрагивавшегося до переплетов.
Бросив пакеты у прилавка, она взяла Николаса за руку и обошла с ним магазин. Некоторые большие, дорогие альбомы лежали у самой двери, на столе, и он медленно провел кончиками пальцев по блестящим фотографиям.
– Они великолепны, – выдохнул он. – Я и представить себе не мог, что такое существует!
– Вот и ваша королева Елизавета! – объявила Даглесс, поднимая большой цветной том. Николас нерешительно, словно боясь коснуться, взял у нее книгу.
Наблюдая за ним, можно было почти поверить, что он никогда прежде не видел современных цветных фотографий. Разумеется, во времена Елизаветы книги были редки и дороги. Позволить себе такую роскошь могли только богатые люди. Иллюстрации вырезались в дереве или раскрашивались от руки.