Даглесс отвернулась, не в силах и дальше выносить взгляд Николаса.
– Николас, – капризно объявила Арабелла, – мы ждем. Ружья заряжены.
– Ружья? – переспросила Даглесс, поворачиваясь и пытаясь взять себя в руки.
Арабелла оглядела ее с головы до ног и, очевидно, нашла недостойной своего внимания. Высокие женщины часто испытывают подобные чувства к коротышкам. Хорошо, что мужчины придерживаются иного мнения!
– Мы собрались охотиться на уток, – пояснил Николас, не глядя на Даглесс. – Дики обещал показать мне, как действует дробовик.
– Класс! – прошипела Даглесс. – Идите, стреляйте бедных маленьких уточек. Я и без вас обойдусь.
Пробежав мимо Арабеллы, она вылетела из комнаты. Позже ей удалось разглядеть из окна второго этажа, как Николас уселся в «лендровер» и Арабелла повезла его на охоту.
И тут Даглесс поняла, что ей нечего делать. Она считала неприличным бродить по дому без разрешения хозяев и не хотела гулять в садах Арабеллы. Девушка спросила у проходившего лакея, где Ли. Оказалось, что тот заперся в своей комнате и просил не беспокоить.
– Но он оставил для вас книгу в библиотеке, – добавил лакей.
Даглесс вернулась в библиотеку. На столе лежал небольшой томик с прикрепленной к нему запиской.
«Думаю, вам это может понравиться. Ли», – гласило послание. Даглесс взяла книгу и сразу же поняла, что это. Дневник Джона Уилфреда, уродливого секретаря-коротышки, написавшего о Николасе и Арабелле. В предисловии говорилось, что книгу нашли в тайнике за стеной, когда в пятидесятых сносили один из домов Николаса.
Даглесс взяла книгу и уселась на диван. Прочтя двадцать страниц, она мгновенно поняла, что несчастный молодой человек был безумно влюблен в Леттис, жену Николаса. Если верить Джону Уилфреду, его госпожа была святой и просто не могла совершить ничего дурного в отличие от господина, которого он считал воплощением греха и порока. Страницы, перечислявшие недостатки Николаса, сменялись страницами, прославлявшими достоинства Леттис. По словам истекавшего слюной секретаря, Леттис была прекраснее всех драгоценных жемчужин мира, мудра, добродетельна, талантлива.
И все это продолжалось, пока Даглесс едва не стошнило.
Зато для Николаса у автора не нашлось ни единой похвалы. Судя по всему, Николас целыми днями распутничал, богохульствовал и превращал жизнь окружающих в ад. Правда, кроме злобной, язвительной истории об Арабелле и столе, Джон так и не пояснял, чем именно Николасу удалось заслужить ненависть (опять же если верить дневнику) всего дома.
Дочитав до конца, Даглесс рассерженно захлопнула книгу. Последствием ложного доноса были конфискация всех имений и полное забвение истинной истории жизни Николаса. Где-то в будущем затерялась правда о том, как Николас управлял поместьями брата и построил прекрасный замок. Остались только гнусные измышления этого слизняка Уилфреда. И подумать только, что люди ему поверили!
Даглесс встала, гневно сжимая кулаки. Николас прав: ему необходимо вернуться, чтобы исправить причиненное ему зло. Она расскажет ему о книге, и, когда он вернется в шестнадцатый век, пусть вышвырнет из дома старину Джона Уилфреда. Или… или прогонит уродливого негодяя вместе с его идеальной Леттис.
Захватив с собой книгу, Даглесс вышла из библиотеки и спросила лакея, где комната Николаса. Она решила оставить дневник ему – пусть тоже просмотрит. К этому времени он уже, должно быть, научился читать современный шрифт. Кроме того, его наверняка заинтересует содержание книги.
Оказалось, что его спальня находится рядом с покоями леди Арабеллы. Впрочем, чего и ожидать!
Даглесс рассерженно поджала губы, но стоило ей войти в комнату, как гнев улегся. Спальня была отделана в различных оттенках голубого, и даже на кровати лежало покрывало темно-синего шелка. В спальне стояли туалетные принадлежности Николаса: все то, что она выбирала для него. Девушка осторожно коснулась крема для бритья, зубной пасты и бритвы. И тут на нее неожиданно нахлынула волна тоски по нему. С самого его появления они почти не разлучались. Делили одну спальню и одну ванную, обеды и ужины, смех и радость.
Повернувшись, она взглянула на ванну и заметила, что здесь нет душа. Интересно, как же он управляется без душа? И есть ли в его комнате другие неизвестные ему вещи, о которых некого спросить?
Даглесс возвратилась в спальню и улыбнулась, вспомнив, как часто он выходил из ванной в одном полотенце, с мокрыми волосами. Они были так близки до приезда в Гошоук-Холл… Она целовала его в лоб на сон грядущий и даже стирала его белье в раковине. Они смеялись над одними шутками, разговаривали и… и не разлучались…
На тумбочке лежал журнал «Тайм», и Даглесс неожиданно для себя выдвинула ящик. Внутри оказались маленькая точилка и три карандаша, причем от двух остались огрызки длиной не более двух дюймов, степлер, несколько листов бумаги, усеянных скрепками, игрушечный автомобильчик, цветная брошюра о машинах «астон-мартин» и под ней – последний выпуск «Плейбоя».
Даглесс, ухмыльнувшись, закрыла ящик, подошла к окну и уставилась на бархатистые газоны, за которыми возвышались деревья.
Странно: она прожила с Робертом больше года, воображала, что безумно влюблена в него, но была ли вообще так близка с Робертом, как с Николасом? Большую часть времени она тратила на то, чтобы угодить Роберту. Но с Николасом ей было так невероятно легко! Он ни разу не пожаловался, когда она выдавливала тюбик с пастой не с конца, а с середины. Никогда не ныл, если она делала что-то не так. Не считал, что она во всем должна быть идеальной.
Похоже, Николасу она нравилась такой, какая есть. И вообще он все принимал как должное, будь то люди или вещи, и находил в этом радость.
Даглесс вспомнила обо всех свиданиях с современными мужчинами. О том, как они беспрерывно и бесконечно жаловались: то вино не такое, то официанты чересчур медлительны, то в картине нет более глубокого смысла… Но Николас, при всех своих непреодолимых проблемах, способен радоваться таким незначительным мелочам, как открывалка для консервов.
Интересно, как бы отреагировал Роберт, оказавшись в шестнадцатом веке? Вне всякого сомнения, стал бы требовать того и этого и устраивать истерики, не получив просимого. Впрочем, может быть, мужчины елизаветинского времени были похожи на ковбоев Дикого Запада и вешали всех, кто уж очень им надоедал.
Она прислонилась головой к холодному стеклу. Когда Николас покинет этот век? Когда узнает, кто оклеветал его? И если Ли упомянет имя доносчика за ужином, не случится так, что Николас мгновенно исчезнет в клубах дыма?
Ну вот… почти все и кончено…
Сердце Даглесс неожиданно сжалось от тоски по Николасу. Она едва способна выдержать без него один день… как же теперь провести без него всю оставшуюся жизнь?
«Пожалуйста, вернись, – мысленно позвала она. – У нас осталось так мало времени! Уже завтра ты можешь вновь оказаться в своей эпохе, и я хочу побыть с тобой эти последние мгновения. Неужели ты предпочтешь мне Арабеллу?»