Она так забылась, что не заметила, как луч, проникнув в окно, коснулся ее волос. Витраж изображал молящегося ангела, и свет, заиграв в волосах Даглесс, упал на мраморную руку Николаса.
– Пожалуйста, – шептала Даглесс, – пожалуйста…
Именно в этот момент она услышала смех. И не просто смех, а смех Николаса.
– Николас? – прошептала Даглесс и, подняв голову, сморгнула слезы. В церкви не было ни единой души.
Даглесс неуклюже поднялась.
– Николас! – окликнула она уже громче. И резко повернулась, снова услышав смех, на этот раз за спиной. Даглесс протянула руку, но встретила лишь пустоту. – Да! – воскликнула она, вставая. – Да! – И подняла лицо к солнцу и ангелу в окне. – Да…
Внезапно невидимый кулак с силой врезался ей в живот. Согнувшись от боли, она упала на колени, а когда попыталась встать, голова закружилась и к горлу подступила тошнота. Нужно добраться до туалета. Она не может осквернить церковь.
Она попробовала пошевелиться, но ничего не вышло. Тело больше не подчинялось мозгу.
– Николас, – прошептала она, протягивая руку к могиле, но в следующий момент все потемнело, и она рухнула на пол.
Она не знала, сколько пролежала без сознания, прежде чем пришла в себя, ощущая неимоверную слабость. Голова все так же кружилась. Открыв глаза, она увидела над собой голубое небо и дерево с раскидистой кроной.
– А что теперь? – прошептала Даглесс. Удалось ли ей выбраться из церкви?
Но вид неба и дерева немного ее успокоил. Впервые за эти дни ее не изводили тревожные мысли.
Даглесс снова закрыла глаза. Сил совсем не осталось.
Может, следует немного вздремнуть? Позднее определит, где находится.
Она уже засыпала, когда услышала где-то рядом женский смешок. Дети? Наверное, ребятишки играют.
Но при звуках мужского смеха весь сон мгновенно улетучился.
– Николас!
Так и не пришедшая в себя Даглесс медленно привстала и огляделась. Она сидит на траве под деревом, в окружении живописного английского пейзажа. Куда ее занесло? И когда она успела покинуть церковь?
По полю медленно брел человек. Правда, он был слишком далеко, так что разглядеть его как следует она не смогла. Заметила только, что на нем было нечто вроде короткой коричневой сутаны и что он идет за плугом, в который впряжен большой бык. Что ж, сельская Англия есть сельская Англия!
Сзади снова раздался женский смешок.
– Сэр Николас, – мечтательно протянула дама.
Даглесс не дала себе труда задуматься над тем, что делает: она просто среагировала. Вскочив, она метнулась в кусты и продралась сквозь путаницу ветвей.
Там по траве катался Николас. Ее Николас! Рубашка сползла с плеч, сильные руки обнимают пухленькую девицу, платье которой, кстати весьма странного покроя, спустилось до талии, обнажив грудь.
– Николас! – громко крикнула Даглесс. – Как ты мог?! Как ты мог так поступить со мной?! – Слезы полились с новой силой. – Я с ума сходила от тревоги по тебе, а ты здесь… здесь… с этой… О, Николас, как ты мог?!
Она вынула из кармана бумажный платок и громко высморкалась.
Николас и девица застыли, словно пораженные громом.
Испуганная девица принялась поспешно зашнуровывать корсаж, после чего выбралась из-под Николаса и убежала в кусты.
Помрачневший Николас повернулся на бок, приподнялся на локте и уставился на Даглесс.
– Что все это означает? – возмутился он.
Гнев Даглесс мгновенно испарился. Несколько секунд она молча смотрела на него. Николас здесь, с ней! Здесь!
Она накинулась на него, обхватила за шею и принялась целовать. Он механически обнял ее, и они вместе упали на землю.
– Николас, это действительно ты! О, дорогой, все было так ужасно, когда ты исчез! Никто тебя не запомнил. Никто не запомнил нас вместе. – Она поцеловала его в шею. – Ты снова отрастил бороду, но это ничего. Мне нравится.
Он тоже стал целовать ее. Блузка легко разошлась под его ловкими пальцами. Губы скользили по горлу.
– Николас, мне нужно столько тебе сказать! После твоего исчезновения я видела Ли, и он рассказал мне о Леттис и Роберте Сидни, и…
О, это был чудесно, слишком чудесно…
– Нет! – резко бросила она, отталкивая его. – Мы не должны! Помнишь, что случилось в последний раз? Нам необходимо поговорить. Мне столько нужно тебе сказать! Знаешь, что тебя все-таки казнили?
Николас перестал тянуть ее к себе.
– Меня? Казнили? Прошу прощения, мадам, за что?
– За измену, конечно. За то, что собрал войско. За… Николас! Неужели ты тоже потерял память? Хватит с меня всеобщей амнезии. Выслушай меня. Не знаю, как долго ты здесь останешься, прежде чем настанет пора уходить. Все это задумала твоя жена. Знаю, ты ее любишь, но она вышла за тебя только потому, что ты в родстве с королевой Елизаветой… или с ее отцом? Так или иначе, Леттис желает убрать тебя со сцены, потому что ты не играешь на ее поле и не собираешься возвести ее малыша на трон. Кстати, она вообще не может иметь детей, хотя не знает об этом, – одним духом выпалила Даглесс и, внезапно заметив что-то, помедлила, прежде чем спросить: – Почему ты так смотришь на меня? Куда ты идешь?
– Иду домой, подальше от твоей тарабарщины.
Он встал и принялся заправлять рубашку в широкие штаны-буфы. Даглесс тоже поднялась.
– Тарабарщина? Это что-то новенькое. Николас, погоди, ты не можешь просто так уйти.
Николас круто развернулся, оказавшись лицом к ней.
– Если желаешь докончить начатое… – он кивком показал на землю, – я останусь, а потом хорошо заплачу тебе, только помолчи. Не могу вынести эту скандальную манеру говорить.
Даглесс растерянно хлопала глазами, пытаясь понять, о чем он.
– Платить? Мне? – прошептала она. – Николас, что с тобой стряслось? Ведешь себя так, будто никогда раньше меня не видел.
– Совершенно верно, мадам. Не видел, – кивнул он и, повернувшись к ней спиной, ушел с поляны.
Даглесс, слишком потрясенная, чтобы шевельнуться, осталась на месте. Никогда ее раньше не видел? Что это он мелет?
Она протиснулась через кусты. Непонятно, во что это одет Николас. Черный атласный пиджак, похоже, украшен…
– Это бриллианты? – ахнула она.
Николас подозрительно прищурился:
– Я плачу ворам по заслугам!
– Я не собиралась тебя грабить. Просто уж очень это необычно – усыпанная бриллиантами одежда.
Отступив, она взглянула на него, впервые взглянула на него поближе и увидела, что он изменился. Дело было не в одежде. Не в бороде и усах. Просто лицо стало куда моложе. Лишилось обычной серьезности. Это был Николас. Но совсем иной Николас.