– Около него приплясывает Трушадель. То ли слуга, то ли компаньон, то ли управляющий. Закатывает глаза, заламывает руки и умоляет своего патрона быть экономней. Отсечь его?
– Ни в коем случае! Пусть нудит. Я уже чую этого придурка.
– Трушаделя?
– Алишера. Чем больше его слуга будет зудеть, тем больше в пику ему этот недоумок будет ставить.
Лифт высадил нас на втором этаже, и мы оказались в сверкающем мире рулеток, игровых автоматов и карточных столов.
– У него есть охрана?
– Есть.
– Много?
– Одна.
– Что значит одна?
– Смотри сам. Вот эта компания у третьей рулетки.
Я нашел глазами третью рулетку, за которой виртуозно орудовал шариком мой старый друг Леон, и мысленно присвистнул. Охрана у короля была что надо. Роскошная девица с умопомрачительными формами стояла с каменным лицом за третьим столом возле двух мужиков, один из которых держал поднос с платиновыми фишками (наверняка слуга), а другой в тот же момент ставил часть их на зеро. Я это четко видел, несмотря на расстояние. Зрение у меня – дай бог каждому. Больше за столом никого не было. Неудивительно. Такая охрана кого угодно распугает. Угольно-черные волосы, нос с горбинкой, хищно изогнутые брови и острые скулы девицы не оставляли сомнений в ее происхождении. Это была чендарка, представительница самой воинственной расы из рода хомо сапиенс. Чендары тренируют своих детей практически с пеленок, превращая их в универсальных убийц. Быстрых, мощных и неумолимо смертоносных убийц. Шпилька, монета, обычный лист бумаги – все превращается в их руках в смерть. Но чаще всего они убивают голыми руками. Это у них особый шик, а потому девица была без оружия. Может быть, оно и было, но лично я его на ней не видел. Не представляю, где его можно спрятать на таком идеальном теле. Разве что под юбкой, но туда уж точно не полезу проверять. Жизнь дороже.
Я мысленно оценил объем фишек своей жертвы на подносе.
– Вито, обеспечь мне фишек на пять миллионов для начала и бокал сияющей лазури.
– Тебе нужен чистоган?
– Издеваешься? Мою фирменную лазурь сюда тащи. Да смотри не перепутай!
Вито, радостно посмеиваясь, ринулся выполнять заказ. Он уже понял, что у меня созрел план. Угадал. Я решил, не мудрствуя лукаво, разыграть сценарий «пьяный лох». Что может быть прелестней? Лох обувает лоха.
Вито вернулся с горой фишек и бокалом сияющей лазури на подносе, который он крепко держал в своих суставчатых клешнях. Моя персональная лазурь была особая. Цвет, легкий спиртной запах, а после принятия – даже сивушный аромат изо рта невозможно было отличить от оригинала, хотя в моем напитке не было ни грамма алкоголя. Наполовину осушив бокал, я сделал пробный выдох прямиком на Вито.
– Проанализируй.
– Средняя степень опьянения. Можешь начинать качаться.
– Рано. Пока не допью, из принципа не буду! За мной!
Я повернул перстень на мизинце камнем внутрь (примета у меня такая, перед серьезным делом прятать камень от чужих глаз) и двинулся вперед. Добравшись до рулетки, я начал пригоршнями сыпать фишки на зеленое сукно. Алишер с Трушаделем переглянулись, их телохранительница напряглась.
– Э! Уважаемый, – «заволновался» Леон, – ставка не более ста тысяч.
– А мне плевать!
– Но правила…
– Ты чё, меня не уважаешь? – я добил содержимое бокала, грохнул его об пол и пьяно удивился. – А чёй-то он не бьется?
Губы чендарки скривились в презрительной усмешке. Она опять расслабилась, сообразив, что этот пьяный идиот для ее клиентов не опасен.
– Они у нас небьющиеся. И попрошу убрать лишние фишки со стола, – строго сказал крупье. – У нас правила одни для всех. За этим столом ставки ограничены. Сто тысяч и ни одним кредо больше!
– И тут сплошные нищеброды. Ладно, отгреби сам лишнее, все остальное на очко!
– Очко? – Леон сделал вид, что ничего не понял.
– Ну ты тупой! Двадцать одно! Я всегда на него ставлю.
– И как, выигрываете? – полюбопытствовал Алишер, закончив выстраивать свои фишки на зеро.
– Когда-нибудь выиграю. У меня система. Слышь, баклан, кончай копаться, крути педали!
Крупье флегматично пожал плечами, прекратил возиться с моими фишками, запустил рулетку и пустил шарик по кругу.
– Ну… ну… давай! – чем медленней катился шарик, тем громче я орал, изображая обезумевшего от азарта игромана. – Э! Куда поскакал! Ты что, не видишь, на что я ставил?
Шарик строго по сценарию запрыгнул на ячейку зеро. Леон сгреб мои фишки со стола и начал отсчитывать выигрыш Алишера.
– Семьсот тысяч кредо. Извольте получить.
Трушадель, сухой, сгорбленный старик, отдаленно напоминающий Дуремара из «Золотого ключика», а еще больше похожий на перекошенный знак вопроса, с облегчением выдохнул.
– Думаю, на сегодня хватит… – проскрипел он, пересыпая фишки на свой поднос.
– Нет! Еще двадцать тысяч на зеро! – уперся его босс.
– Миллион на очко! – рыкнул я.
– Я же говорю вам, не более ста тысяч… – простонал крупье, страдальчески закатив глаза. Играл Леон свою роль просто виртуозно.
– На такие суммы только нищие играют!
Алишер начал багроветь. Его зацепило.
– Ну так и играйте там, где нет ограничения по ставкам, – предложил Леон.
– Это где? – воинственно спросил я.
– Уж точно не в этом зале. На третьем этаже есть специально оборудованные кабинеты, где играют в покер без ограничения, но если ставки превышают миллион, то вам придется найти себе партнеров или партнера. Это уж как вам угодно. Казино в таких играх присутствует только в качестве статиста. Работает за свой процент.
– Жлобы, – нахально изрек я.
– Бизнес, – развел крупье руками.
– А не хотите испытать судьбу, сметав со мной банчок? – внезапно спросил Алишер. Для его слуги внезапно. Я же только этого и ждал. Рыбка наживку проглотила, теперь ее надо аккуратненько подсечь.
– На это? – презрительно фыркнул я, покосившись на поднос с его фишками.
– Нет, разумеется. Я тоже не люблю по мелочи играть. Но не таскать же за собой грузовой флаер с фишками.
– Босс… – заволновался Трушадель, но Алишер жестом приказал ему заткнуться.
– Грузовой флаер? Мужик, я тебя уважаю. Продуешься, возьму управляющим на свои рудники.
Телохранительница, не выдержав, фыркнула и прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться в голос. А вот слуге было не до смеха. Трушадель прижал к своей груди поднос с выигранными фишками и затравленно озирался, словно прикидывал: а может быть, сбежать? Но кто ж ему даст, родимому?