Уловка сработала – после обнаружения трупа в ризенской одежде преследователи отстали. Однако отряду срочно требовался отдых: пробираясь через лес нехожеными тропами, все изрядно вымотались. Вилрадо приказал разбить лагерь. Люди падали прямо там, где остановились, и сразу засыпали. В дозор удалось выставить не более десятка бойцов, но милостью Наднебесного ночь прошла без происшествий.
Утром снова взялись за работу, необходимо было накормить всех беглецов. Охотники отправились за добычей, правда, особо рассчитывать на удачу не приходилось – звери быстро постараются убраться подальше от того места, где траву вытоптали две сотни пар ног.
– Как наш пленник? – спросил капитан воина, которому поручил охранять чужака.
– Нормально. Я взял с него обещание двое суток не сбегать.
– Люди озлоблены, как бы не растерзали его. Одежду ему сменили, но быть ризенцем от этого он не перестал.
– Самое паршивое, что охотники об этом знают, а с дисциплиной у них всегда было слабо.
– Сколько бойцов в конвое?
– Двое.
– Мало.
– Людей не хватает, сами знаете.
– Вот он, убийца! Рви его, бабы! – донесся до ушей писклявый крик.
– Похоже, сейчас твоим охранникам придется туго. Пойдем!
Они выскочили на поляну, где троих мужчин окружила толпа горожанок. Женщины были настроены весьма решительно, конвоиры же, наоборот, выглядели растерянно, а пленник как-то отрешенно. Капитан уже собирался вмешаться, когда появился незнакомый человек в обносках. Он удивительно громко хлопнул в ладоши, заставив всех замолчать.
– Кого тут собираемся рвать, бабоньки?
– Его, убийцу проклятого!
– Чудаки-люди, вы что, по лицу человека сразу определили, что он убийца? Тогда выходит, вы сродни самому Наднебесному. Дайте-ка рассмотреть вас повнимательнее – не каждый день можно встретить тех, кто себя с ним равняет. – Чужак выразительно взглянул на небо.
Даже самые решительно настроенные женщины стушевались – сейчас их обвинили в великом грехе, однако горожанки не собирались отступать.
– Он ризенец. Из тех, кто резал наших детей на улицах Восьмого.
– Да ну? Вроде одежда наша, не здоровяк, да и на злыдня не похож. Почему сразу ризенец? Почему сразу убийца? Он сам признался? Надо же, какой откровенный человек!
– Мне муж рассказал, а он врать не станет.
– Твой муж? Вот еще чудак-человек! Выходит, это он тебе велел расправу чинить? Какой, однако, смелый! Ему бы сначала во всем разобраться, ан нет – пусть супруга правое дело вершит, а он в сторонке постоит. Так получается?
– Ничего он мне не велел! – не отступала баба. – Сердце материнское подсказало…
– Сердце материнское должно быть наполнено любовью и нежностью, а понадобится в трудную минуту – так с этой любовью и нежностью на защиту встать, когда ворог лютует. Разве сейчас этот пленник нападал на тебя или на твоих близких? Нет? А не подумала ли ты, милая женщина, что за этого чужака можно сто человек из неволи вызволить, от лютой смерти спасти?
– Мою сестру и племянников с того света не вернуть.
– Да, но других избавить от этой участи можно. Или твое сердце желает, чтобы всем было так же плохо, как тебе?
– Я отродясь никому горя не желала!
– А сейчас что делаешь? Убийство задумала?
Женщина умолкла и опустила голову, но тут вперед выступил мужичок в одежде охотника:
– Кто ты такой, чтобы нас стыдить? Как ты вообще здесь оказался? Уж не лазутчик ли?
– Лазутчик тот, кто людей подбивает против командиров идти. Да еще старается свои ручки в этом деле не запачкать. Ты рассказал жене о пленнике?
– А хотя бы и я! Приказа молчать не было, а он, сволочь, не имеет права жить.
– Имеет или нет – решать Наднебесному, да только учти: после его смерти вы и дня не протянете. Всех в сыру землицу положат.
– Прикуси язык, беду накличешь! Никому этого знать не дано.
– Не веришь? Могу доказать.
– Как?
– Очень просто. Подойди, если не трусишь.
Охотнику деваться было некуда. Когда он приблизился, незнакомец положил ладонь ему на голову, через пять секунд убрал.
– Ты что с ним сделал, окаянный?! – заорала жена охотника, заметив, насколько резко тот изменился в лице.
– Замолчи, баба, – рявкнул муж. – Пленника надо беречь. Я сам готов его охранять, ежели что.
Сказал и, пошатываясь, пошел прочь с поляны, где к тому времени собрались почти все беглецы. Глаза собравшихся устремились на незнакомца, а он развернулся к ризенцу и, обращаясь к охранникам, произнес:
– Мне с этим человечком переговорить следует, вы же не против?
Те лишь слегка покачали головой и разошлись.
– Незак, – поманил за собой пленника странный незнакомец, – я помогу тебе получить дар шамана, но хочу, чтобы и ты помог.
– Как?
– Не бросай этих людей, пока ты им нужен.
– Я должен скорее попасть к своим.
– Не скорее, а в нужный час. Это разные вещи.
– А когда он придет, нужный час?
– Спросишь у духов, они подскажут.
– А разве они меня услышат?
– И услышат, и будут отвечать на твои вопросы. Мы договорились?
– Вы шаман? – удивился Незак.
– Не совсем. Но на Ризене бывал, с вашими говорящими беседовал, и мы хорошо понимали друг друга.
– Я сделаю все, что прикажут духи, – уверенно заявил ризенец.
– Они не приказывают, они дают советы. А мы должны внимательно к ним прислушиваться.
С этими словами он положил обе ладони на голову дикаря.
Незак почувствовал дрожь во всем теле и настолько резкую головную боль, что почва начала уходить из-под ног. Когда дикарь очнулся, рядом никого не было, зато в сознании поселилась твердая уверенность: отряд должен срочно покинуть место стоянки. Шаман встал на ноги и решительно направился к капитану.
– Тумал Вилрадо, надо немедленно бежать отсюда.
– Я не помню, что называл тебе свое имя, чужак.
– Это сейчас неважно, капитан. Главное – убраться с этого места как можно скорее.
– Почему? – спросил стоявший рядом ветеран.
– Мне духи рассказали.
– Но ведь они могут поведать лишь то, что касается твоего племени.
– Только что я узнал, что вы и есть мое племя.
«Сколько же в ней огня? – удивлялся Царьков, собираясь на утреннюю тренировку. – Никогда не подозревал, что молча и с завязанными глазами можно так зажигательно общаться».